Посольство США в Мехико целыми днями ломало голову, гадая, правду ли сказал Альварадо. В итоге Томас Манн, опасавшийся, что Бюро недостаточно полно его информирует, потребовал, чтобы ему в Мехико прислали инструктора ФБР из Вашингтона. Он старался добиться от Бюро более серьезного отношения к мексиканской линии расследования.
Тем временем в Вашингтоне Гувер чуть ли не с порога отметал гипотезы Манна о кубинском заговоре. Посол, «этот псевдосыщик, заигравшийся в Шерлока Холмса», пытается учить ФБР работать, писал он одному из своих замов. Однако необработанные разведданные об Альварадо он все же просмотрел и не мог отрицать, что утверждения никарагуанца как минимум нуждаются в проверке. Если они правдивы, «вся картина убийства предстанет в новом свете», признал он33. И согласился командировать инструктора из Академии ФБР в Куантико (штат Виргиния). Инструктор по имени Лоуренс Кинан ничего не знал о расследовании по делу Освальда, зато владел испанским языком.
Кинан, прослуживший в ФБР более десяти лет, впоследствии вспоминал эту командировку как самые странные и тревожные дни за всю его карьеру. По его словам, на месте он не разобрался и лишь много лет спустя осознал, что его заставили играть в спектакле, призванном не допустить обнаружения всей правды о пребывании Освальда в Мехико. Спектакль, считал он, понадобился для того, чтобы исключить перспективу ядерной войны с Кубой. «Я понял, что меня использовали», – сказал Кинан34.
Задание ему дали около одиннадцати утра в среду, 27 ноября, а в четыре пополудни он уже садился на самолет в Мехико. Перед отъездом он выслушал в Вашингтоне «предельно краткий инструктаж» о расследовании убийства и истории с Альварадо. «Меня назначили единолично руководить расследованием в Мехико».
«У меня даже не было ни визы, ни паспорта», – рассказывал Кинан, вспоминая, как жена привезла ему на работу чемодан и свежий костюм, чтобы он переоделся, прежде чем нестись на свой рейс за окраину Вашингтона, в международный аэропорт Даллеса[5]. «Я сел в служебную машину, и мы помчались в Даллес через все пробки с завывающей сиреной»35.
В Мехико он прилетел поздно вечером. Из аэропорта его забирал старый приятель – Андерсон. По словам Кинана, они просидели «до глубокой ночи», обсуждая мексиканскую линию расследования. Кинан решил, что в Мехико ему надлежит выполнить две основные задачи. Во-первых, нужно пытаться разговорить Альварадо, чтобы определить, насколько тому можно доверять. Во-вторых, он должен защитить репутацию Бюро. А то посол Манн все боится, что они что-то упустили, – и как бы это потом не привело «к обвинениям в небрежном отношении к расследованию». Кинан приехал, по его собственному выражению, «чтобы прикрыть своих и успокоить посла»36.
На следующее утро Кинан встретился в кабинете посла с Манном и Скоттом. Манн «высказал свою точку зрения: по его ощущениям, заговор точно существовал, и мы обязаны были перевернуть каждый камешек в поисках злого умысла со стороны кубинцев», рассказывал Кинан. Посол обратил его внимание на сентябрьскую статью в
Затем выступил с речью Кинан, повторив все то, что услышал накануне в Вашингтоне: ФБР уверено, что заговора не было. «Абсолютно все данные, добытые нами в Вашингтоне, Далласе и других местах, указывают на работу снайпера-одиночки, – сказал он Манну. – Все-таки это, скорее всего, личная инициатива – дьявольски меткий выстрел».
Тем не менее, продолжал Кинан, он готов поговорить с Альварадо для очистки совести – «чтоб уж действительно каждый камешек был перевернут». Он обратился к Скотту, который держал никарагуанского шпиона в одной из охраняемых квартир ЦРУ в Мехико: «Нам очень хотелось бы организовать встречу с Альварадо, чтобы расспросить его лично». Что ответил Скотт, он не запомнил. «Он был не слишком разговорчив», – говорил инструктор о главе резидентуры.
От имени штаб-квартиры Кинан сообщил послу еще и следующее: посольство должно понимать, что ФБР не считает своей обязанностью расследование деятельности Освальда в Мехико. Это работа ЦРУ.
В тот же день, еще до вечера, Кинана ожидал шокирующий сюрприз. Всего через пару часов после совещания он узнал, что ЦРУ решило передать Альварадо мексиканским властям, чтобы те дальше сами его допрашивали. ФБР просто не дали возможности с ним встретиться. Кинан назвал поведение ЦРУ «в высшей степени странным». «Но я не вправе с уверенностью заявлять, что это была именно попытка сорвать мое расследование».
Вскоре Кинан обнаружил, что расследовать-то ему практически и нечего, особенно после того, как ЦРУ объявило отбой тревоги, поднятой Альварадо. 30 ноября мексиканские власти сообщили ЦРУ: Альварадо отказался от своих слов и признался, что выдумал всю историю о деньгах, якобы переданных кубинцами Освальду. Согласно отчету Управления, он действовал «из ненависти к Кастро и в надежде, что, если ему поверят, американцы зададут жару Кубе»37. С отступничеством Альварадо «напряжение спало», вспоминал Кинан. «С этого момента мне, собственно, было нечего больше координировать – да и вообще нечего там делать»38. Он покинул Мексику 2 декабря, через пять дней после прибытия, и больше никогда не сталкивался с расследованием по делу Освальда. (В день возвращения Кинана в Вашингтон Альварадо, отныне официально дискредитированный мексиканцами и ЦРУ, снова поменял показания и настаивал на изначальном варианте: он все-таки видел, как Освальд брал деньги у кубинцев. Никарагуанский разведчик уверял, что отказался от своей истории лишь потому, что мексиканские следователи грозили ему пытками, обещая «подвесить за яйца».)
По возвращении Кинан нашел в рабочем почтовом ящике уведомление о срочном переводе – его отправляли инструктором в периферийное отделение ФБР в Сан-Хуане, в Пуэрто-Рико. Это было «чудесное место», о котором он всегда мечтал – особенно в преддверии очередной суровой зимы на Восточном побережье39. В Сан-Хуане его ждали через четыре дня.
Кинан уехал из Вашингтона слишком быстро – даже не успел доложить в штаб-квартиру ФБР, что ему удалось выяснить по расследованию дела Освальда в Мехико. Так и увез с собой, в числе прочего, чрезвычайно любопытные сведения о молодой мексиканке Сильвии Дюран. А о ней ходили сплетни, что она агент низшего ранга, работающий на мексиканские спецслужбы «и, возможно, на ЦРУ». Как выразился Кинан много лет спустя, Дюран стояла «очень далеко от верхушки» в иерархии кубинского посольства: «Сомневаюсь, что она когда-либо имела доступ к засекреченной информации». Он, впрочем, не помнил, чтобы кто-нибудь намекал на какие-то отношения между Дюран и Освальдом, если не считать их встреч в консульском отделе. И вроде бы его не посещали подозрения, что ЦРУ не допрашивало Дюран – и фэбээровцам этого не позволило, – поскольку она была информатором Управления.
Манн тоже спешно покинул Мехико. 14 декабря президент Джонсон устроил старому другу повышение – предложил ему пост помощника госсекретаря по делам Латинской Америки плюс дополнительный пост специального помощника президента40. Перед отъездом из Мексики Манн жаловался коллегам в посольстве, что остался недоволен расследованием убийства Кеннеди, однако вынужден оставить попытки докопаться до сути произошедшего в Мехико. Что ж, по крайней мере, если появятся новые доказательства заговора, то близость к президенту на новом месте как раз и пригодится.
В декабре в одной из последних своих депеш Госдепартаменту из Мехико Манн писал, что, увы, не рассчитывает «выяснить что-либо определенное по важнейшему вопросу» кубинского заговора с целью ликвидации президента41. По прошествии многих лет один американский репортер цитировал слова Манна, назвавшего «самым странным явлением в своей жизни» явное нежелание ЦРУ и ФБР разобраться до конца, что же все-таки случилось в Мехико42.
Глава 17
Фрэнсис Адамс, бывший комиссар полиции Нью-Йорка, был на голову выше остальных штатных сотрудников комиссии: 59 лет и под два метра ростом. Арлен Спектер, младший юрист в команде, ответственной за воссоздание картины убийства, говорил, что Адамс выглядел громадным не только из-
