хозяйки доходного дома в Далласе, где Освальд жил перед убийством, была сестра, состоявшая в близком знакомстве с Руби. В 1950-х годах Руби попросил сестру Робертс вложить деньги в один из его ночных клубов. Сестра сообщила ФБР, что встречалась с Руби 18 ноября, всего за четыре дня до убийства, чтобы обсудить еще одно капиталовложение.
Хьюберта и Гриффина очень воодушевляла идея, что в истории Руби было нечто большее – быть может, даже связь с Освальдом до убийства. Если за убийством Кеннеди стоял заговор, его можно было раскрыть, проанализировав фигуру Руби, а не Освальда. Но с самых первых недель расследования оба юриста чувствовали, что комиссия игнорирует их деятельность. Особенно этим отличался Рэнкин, от которого в очень большой степени зависело, какая информация, собранная штатными сотрудниками, будет передана Уоррену и другим членам комиссии. «Мы с Хьюбертом были загнаны на периферию», – говорил Гриффин17.
Рэнкин избегал разговоров с Хьюбертом и Гриффином и не хвалил их работу. «Хьюберт был в офисе каждый день, но Рэнкин его не замечал, – рассказывал Гриффин. – Хьюберт полагал, что Рэнкин его не уважает». Хотя Рэнкин часто заглядывал в офисы других сотрудников комиссии, чтобы узнать, как продвигается их работа, он «редко заходил побеседовать с нами». Ситуацию осложняла болезненная застенчивость Хьюберта. Казалось, он испытывал страх перед Рэнкином. Если в кругах правоведов Луизианы Хьюберт и сам был влиятельной фигурой, то здесь, в Вашингтоне, ему приходилось работать с молодыми интеллектуалами из «Лиги плюща», окончившими лучшие школы права в стране и работавшими в таких солидных учреждениях, как Верховный суд и Министерство юстиции.
«Хьюберт был нервным парнем, – говорил Гриффин. – Заядлый курильщик, день он начинал со стакана холодной кока-колы и пил ее целый день», кофеин же только добавлял ему нервозности. «Ко мне он относился с глубочайшим почтением, – вспоминал Гриффин позднее. – Он как будто поставил меня на пьедестал, и, может быть, поэтому я считал его наивным».
В феврале Хьюберт окончательно подтвердил, что совершенно не подходит для работы в комиссии, написав многословную и неудобочитаемую служебную записку на имя Рэнкина. В ней предлагалось составить список всех людей, пересекавших границу США в месяцы, предшествовавшие убийству, а также всех тех людей, которые покинули страну в первые недели после убийства, – сотни тысяч, если не миллионы имен, которые необходимо было вручную сравнить со списком подозреваемых. Хьюберт признавал, что такого рода работа может оказаться «совершенно непрактичным шагом», но «если она не будет выполнена, в заключительном отчете должно быть указано, что такой шаг рассматривался, и объяснено, почему это не было сделано»18. Записка повергла в отчаяние Рэнкина и его заместителей, которые сочли, что им предлагают потратить уйму времени на поиск иголки в стоге сена.
После того как требование Хьюберта было отвергнуто, он вновь написал Рэнкину, настаивая на том, чтобы до сведения всей комиссии было доведено его предложение, а заодно и то, что оно было отвергнуто. Он вновь повторил свои доводы: такая проверка поможет установить имя убийцы. «Злоумышленник будет стремиться покинуть США», – говорил он. Примут ли «американцы будущего» тот факт, что комиссия не рассмотрела все свидетельства, которые могли бы указывать на заговор, даже если сбор такой информации был обременителен?
В случае с Руби, предупреждал Хьюберт, имеющиеся доказательства не позволяли сделать четких выводов о мотивах убийства Освальда, и комиссия будет ошибаться, утверждая обратное. «Фактически на данный момент документы по делу Руби не позволяют ни исключить вероятность заговора, ни доказать его отсутствие». В последующие недели Хьюберт погружался во все большее уныние: комиссия игнорировала его работу, и он начал подумывать об увольнении. «Он был деморализован», – рассказывал Гриффин19.
Глава 20
В конце февраля члены комиссии решили, что пора вступить в открытую борьбу с Марком Лейном. Этот нью-йоркский адвокат возник как будто ниоткуда и быстро стал главным общественным обличителем комиссии. Лейн приводил Уоррена в ярость. Для следствия он был «сущим наказанием», говорил позднее председатель Верховного суда. Уоррен никак не мог поверить в то, что какой-то безвестный адвокат по гражданским делам, отслуживший год в качестве члена законодательного собрания Нью-Йорка, всего за несколько недель сумел cтать всенародной знаменитостью благодаря тому, что делал громкие заявления по поводу убийства. Уоррен отлично знал, что его утверждения были абсурдными. Но Лейн извлекал максимум пользы из решения комиссии ограничить число своих публичных заявлений и проводить слушания в закрытом режиме. Это позволяло ему выступать с самыми невообразимыми обвинениями, которые комиссия почти не имела возможности опровергнуть. «Полная фикция, – говорил Уоррен о версиях заговора, распространяемых Лейном. – И никаких средств со всем этим покончить»1.
Уоррен принимал нападки Лейна на свой счет, поскольку адвокат пытался убедить общественность в том, что председатель Верховного суда причастен к заговору и скрывает правду об убийстве президента, обвиняя ни в чем не повинного человека. С друзьями Уоррен делился своим недоумением: почему маститые журналисты верят Лейну и его клиенту – Маргерит Освальд? И тем не менее день за днем Лейн и миссис Освальд излагали журналистам свои «немыслимые» теории, а те помещали их на первые полосы газет. Лейн становился знаменитостью и в Европе: его идеи подхватили многие интеллектуалы левого толка, включая британского философа Бертрана Рассела, который собрал в Лондоне группу поддержки дела Лейна. (Среди членов группы Бертрана Рассела, которая называлась «Британский комитет “Кто убил Кеннеди?”», были писатель Джон Пристли и оксфордский историк Хью Тревор-Ропер.)
В комиссии нарастала обеспокоенность действиями Лейна, и в итоге ФБР получило секретное распоряжение установить за ним слежку. Бюро и прежде отслеживало некоторые выступления Лейна в разных местах страны, но 26 февраля Говард Уилленс подготовил служебную записку для ФБР с требованием усилить наблюдение за адвокатом2. В считаные дни, очевидно, по требованию комиссии, операция была поставлена на широкую ногу. На протяжении зимы и весны ФБР отслеживало практически любые перемещения Лейна по стране. Регулярно, порой даже ежедневно, составлялись отчеты для комиссии о местонахождении Лейна и подробностях его нападок на деятельность президентской комиссии.
В конце февраля в особой служебной записке Уилленс предложил комиссии как можно скорее вызвать Лейна в Вашингтон для дознания3. Таким образом можно будет заставить его перестать твердить о том, что комиссия игнорирует доказательства, свидетельствующие о невиновности Освальда. Если Лейн действительно располагает доказательствами, у него будет шанс предъявить их комиссии. Если у него их нет, это также будет предано огласке. «Мы знаем, что мистер Лейн выступал с бесчисленными заявлениями о том, что он располагает сведениями о невиновности Ли Харви Освальда в убийстве президента Кеннеди и что комиссия не затребовала этих сведений», – писал Уилленс. Приглашая его для дознания, «я полагаю, мы должны открыто затребовать документы, находящиеся в распоряжении мистера Лейна и имеющие отношение к убийству». Комиссия одобрила предложение Уилленса, и Лейну было выслано приглашение.
Неофициальное расследование убийства Кеннеди стало основной работой Лейна. Он искал свидетелей и доказательства невиновности Освальда повсюду. Имея на руках пачку свидетельских показаний, переданных ему Хью Эйнсвортом, он составил карту, где было обозначено местоположение свидетелей на Дили-Плаза и на месте убийства Типпита.
Первой жертвой его методов стала Хелен Маркем, 47-летняя официантка из Далласа, которая видела, как Освальд застрелил Типпита, и впоследствии узнала Освальда во время очной ставки. Из всех свидетелей она оказалась ближе всего к месту преступления – примерно в 15 метрах. Лейн взял у Маркем интервью по телефону и записал этот телефонный разговор на магнитофон, не сообщив об этом своей собеседнице. Позднее в том же году, когда Лейн был освобожден от уголовного преследования в обмен на эту запись, она стала считаться доказательством попыток Лейна заставить неискушенных свидетелей говорить то, во что они и сами не верили.
Как следует из записи телефонного разговора, Лейн кратко представился, а затем начал задавать
