Эйзенберг завершил кропотливое чтение многих тысяч страниц учебников по криминалистике, присланных ему из Библиотеки Конгресса. Доводы науки, как полагал он, совершенно неоспоримо доказывали виновность Освальда. Баллистика и отпечатки пальцев убедительно демонстрировали, что именно Освальд выпустил пули, которые убили президента Кеннеди и едва не убили губернатора Коннелли. Эйзенберг не мог исключить вероятности того, что у Освальда были сообщники, но он был совершенно убежден: человеком, который нажал на спусковой крючок в тот день на Дили-Плаза, был Освальд. «С рациональной точки зрения не могло быть никаких сомнений в том, что Освальд выпустил по меньшей мере те пули, которые попали в тело президента».
С научной стороной вопроса Эйзенберг справился без труда и той же зимой отправил комиссии несколько докладных записок. Анализ сводился к элементарным положениям физики, химии и биологии. «Это было просто, – говорил он. – Не бином Ньютона». Он считал данные баллистической экспертизы наиболее весомыми. Баллистика со стопроцентной долей вероятности доказывала, что пули были выпущены именно из винтовки, которую Освальд заказал по почте. Изучая учебники, Эйзенберг узнал, что винтовка оставляет отчетливые бороздки и другие отметины на пуле, которая вышла из ее ствола. Анализируя использованные пули под микроскопом, исследователь может установить, что Освальд использовал именно эту винтовку как орудие убийства, «и исключить все остальное оружие, какое есть на свете», говорил Эйзенберг.
Отстаивая версию невиновности Освальда, Лейн опирался на показания свидетелей и другие виды доказательств, которые едва ли заслуживали доверия, как теперь это было понятно Эйзенбергу. Он никогда не учился уголовному праву, поэтому был крайне обеспокоен, узнав, что серьезные криминалисты не придают большого значения показаниям так называемых очевидцев. Голливудские фильмы и популярные детективные романы, быть может, и оставляют впечатление о том, что наилучшее доказательство – это показания людей, которые видели, как произошло преступление, однако из прочитанной литературы Эйзенберг узнал, что очевидцы сплошь и рядом искажают факты. Довольно часто разные свидетели одного и того же преступления описывали его совершенно по-разному, что порой приводило к обвинению – даже смертной казни – ни в чем не повинных людей.
Еще менее достоверными, как выяснил Эйзенберг, были показания свидетелей, лишь слышавших то, что происходило на месте преступления. Очень часто их показания полностью расходились с реальностью, в особенности в таком относительно закрытом пространстве, как Дили-Плаза, где звуки выстрелов давали хаотичное эхо, а свидетели происходящего в панике едва ли обращали внимание на то, что они слышат, потому что пытались спастись. В одной из своих докладных записок Эйзенберг писал, что одни свидетели слышали два или три выстрела, другие – четыре, пять или более; при этом одни слышали выстрелы с Травяного склона или других мест спереди по отношению к кортежу, а другие – со стороны Техасского склада школьных учебников, то есть сзади по отношению к кортежу президента.
В обязанности Эйзенберга также входили встречи со специалистами из криминалистической лаборатории ФБР. Их техническая и интеллектуальная подготовка произвела на него огромное впечатление. И все же он понимал, что комиссии не следует всецело полагаться на экспертные оценки Бюро, поэтому он попросил разрешения на получение консультаций в лаборатории криминалистики полицейского управления Нью- Йорка. Для анализа отпечатков пальцев он обратился к известным всей стране специалистам из полиции Чикаго. Комиссия незамедлительно дала добро на консультации.
В свободное от изучения биографии Руби время Берт Гриффин оказывал поддержку изысканиям Эйзенберга. Изучив документы ФБР и полицейского управления Далласа, 13 марта Гриффин написал служебную записку, в которой указывались имена четырех людей из Далласа и его окрестностей, которые внешне сильно напоминали Освальда и были приняты за него в день убийства. Пятый из «двойников» – Билли Лавледи, сослуживец Освальда на Техасском складе школьных учебников, – был сфотографирован на ступенях склада сразу после выстрелов. Гриффина ничуть не удивил тот факт, что даже после того, как Лавледи публично признал себя в человеке, запечатленном на этой фотографии, Марк Лейн продолжал настаивать на том, что это Освальд. С точки зрения Лейна, это доказывало невиновность Освальда, поскольку он не бежал с места преступления.
Глава 21
Первые несколько недель расследования штатные юристы комиссии все еще верили в добрую волю ЦРУ. Агенты, с которыми им приходилось иметь дело, были, как правило, умны, приятны в обращении, и обещание поделиться с комиссией всеми имеющимися у ЦРУ сведениями относительно Ли Освальда казалось искренним. Совсем иные отношения сложились у юристов и в особенности у членов комиссии с Гувером и ФБР: теперь уже все были уверены, что Бюро ставит комиссии палки в колеса, скорее всего, чтобы скрыть собственные промахи, допущенные при наблюдении за Освальдом непосредственно перед покушением.
Но в феврале появились первые тревожные признаки того, что и агенты ЦРУ, вполне возможно, утаивают информацию. Члены комиссии получили от Секретной службы новые сведения: сразу после убийства президента, в первые же часы, из ЦРУ поступили в Секретную службу доклады с подробным описанием перемещений Освальда по Мексике. Подняли материалы комиссии – там таких докладов не было; ЦРУ даже не поставило комиссию в известность об их существовании. Секретная служба, со своей стороны, отказалась представить эти документы: бумаги строго засекречены, пусть решает ЦРУ.
С тех пор как Рэнкин вошел в комиссию, из представителей ЦРУ он общался преимущественно с заместителем директора Ричардом Хелмсом и проникся к этому человеку уважением и симпатией. Годы спустя Рэнкин вспоминал, что в ту пору он верил: Хелмс, как и вся верхушка ЦРУ, добросовестно сотрудничает с комиссией. Но узнав о недостающих отчетах ЦРУ о поездке Освальда в Мексику, Рэнкин встревожился и решил выяснить правду через голову Хелмса. В конце февраля он обратился напрямую к начальнику Хелмса, директору ЦРУ Джону Маккоуну, с требованием прислать копии тех рапортов о поездке Освальда, которые уже получила Секретная служба1. И чтобы впредь таких проблем не возникало, Рэнкин в этом письме предложил ЦРУ подготовить к передаче всю документацию по Освальду, в том числе полные копии переписки по Освальду с другими правительственными службами как до, так и после убийства президента. Устав от бесплодных споров и неразберихи с ФБР, Рэнкин счел нужным – весьма сдержанно, как он полагал, – высказать ЦРУ предупреждение.
Ответ ЦРУ комиссия получила в пятницу, 5 марта. Из Управления пришла толстая папка якобы со всей собранной по Освальду информацией, начиная с его попытки остаться в Москве в 1959 году. Уилленс, заместитель Рэнкина, вместе с помощниками разобрал эту папку и сразу же увидел, сколь многого в ней недостает. К примеру, отсутствовали переписка и телеграммы от резидентов ЦРУ в Мехико.
Уилленс позвонил Хелмсу, и тот признал, что некоторые материалы пока не выдаются в связи с «определенными не подлежащими обсуждению проблемами». В служебной записке Рэнкину Уилленс упоминает о том, как Хелмс пытался подобрать отговорки: «Он объяснял, что часть этой информации уже была передана комиссии в иной форме, а другая часть материалов содержит не относящуюся к делу или же еще не проверенную информацию». С точки зрения Уилленса, это было неприемлемо: комиссии требовалось все2. Хелмс сопротивлялся, и тут прозвучал загадочный намек: дескать, молодой юрист не вполне представляет себе последствия, не думает о том, как требование выдать все документы по делу Освальда отразится на национальной безопасности. ЦРУ «предпочитает отклонить этот запрос», подытожил Хелмс. В отличие от Рэнкина Уилленс не считал себя вправе настаивать и договорился обсудить эту проблему при встрече, которая предполагалась на следующей неделе, когда заместитель директора ЦРУ должен был посетить офис комиссии в Вашингтоне.
На следующей неделе, в четверг, примерно в 11.00, Хелмс сел за стол переговоров с Рэнкином и другими юристами комиссии, среди которых были Уилленс и Коулмен со Слосоном. Комиссия задавала Хелмсу жесткие вопросы, в том числе самый болезненный для любой шпионской службы: может ли ЦРУ утверждать, что Освальд никогда не работал на него в качестве агента под прикрытием? Например, когда находился в Советском Союзе?
Хелмс заверил юристов, что Освальд никогда, ни в каком качестве не работал на ЦРУ и что сам Хелмс и другие руководители ЦРУ, вплоть до Маккоуна, готовы подписать аффидевит и подтвердить это под присягой. Однако члены комиссии не отступали и продолжали спрашивать: если ЦРУ ничего
