в заднюю часть лимузина, где были тяжело ранены Кеннеди и Коннелли – по крайней мере, он прикрыл бы их от возможных выстрелов по пути от Дили-Плаза до больницы Паркленда. Келлерман уверял, что уже ничего нельзя было сделать и что, по его мнению, он мог оказаться более полезным жертвам покушения, оставаясь на переднем сиденье, откуда он передавал по рации сообщения Гриру. Спектер пришел к выводу, что Келлерман «не годился для этой работы: ему исполнилось 48 лет, он слишком крупный, и рефлексы у него притупились».
Грир произвел гораздо более благоприятное впечатление. Этот 54-летний ирландец переехал в Штаты подростком, но все еще говорил с легким акцентом. Он поступил в Секретную службу после того, как отслужил Вторую мировую войну во флоте, а затем почти десять лет проработал шофером в богатых семействах в окрестностях Бостона. Грир ясно дал понять Спектеру, как он потрясен убийством президента. «Он явно испытывал глубокую привязанность к Кеннеди, и я понял, что это чувство было взаимным» (отчасти благодаря общим ирландским корням), отметил Спектер. Грир упрекал себя за неправильные действия, в том числе за то, что не нажал на педаль газа сразу же, как услышал первый выстрел. Фотографии и съемки с места преступления показывают, что Грир, вероятнее всего, после первого выстрела нажал на тормоза и оглянулся посмотреть, что происходит, и тем самым, возможно, облегчил снайперу задачу. Друзья Жаклин рассказывали, что она, узнав впоследствии эти подробности, пришла в ярость и жаловалась, что агенты Секретной службы меньше годились в защитники ее мужа, чем няня, приставленная к их детям5. Позднее Уильям Манчестер писал в опубликованной им хронике убийства, что Грир в больнице Паркленда плакал и просил прощения у миссис Кеннеди: ему бы, мол, резко свернуть и так попытаться спасти президента6.
Председатель Верховного суда, присутствовавший на большинстве проведенных Спектером допросов, счел, что молодой юрист педантичен до такой степени, что это уже грозит напрасными потерями времени – во всяком случае, Уоррен жалел свое время. Например, Келлермана и Грира Спектер просил определить, насколько это в их силах, длительность промежутка между первым и вторым, а также вторым и третьим выстрелами, откуда донесся каждый выстрел и с какого расстояния. Он также просил их отметить на карте положение кортежа в момент каждого из выстрелов. Спектер считал своим долгом входить в самые «мелкие подробности убийства», сколько бы времени это ни заняло7. Уоррен придерживался иного мнения и демонстрировал Спектеру нетерпение, громко постукивая костяшками пальцев. По словам Спектера, когда допрашивали Келлермана, «председатель Верховного суда барабанил пальцами уже в ритме крещендо», а затем «он отозвал меня в сторону и попросил не затягивать».
Уоррен сказал Спектеру, что было бы «нереалистично ожидать внятных ответов на вопросы о том, сколько прошло времени» между выстрелами, тем более что агенты вообще не определили и не запомнили отдельные выстрелы. Но Спектер отказался выполнять требование Уоррена. «Нет, сэр, – так, по его воспоминаниям, он возразил председателю Верховного суда, – эти вопросы принципиально важны». Спектер напомнил Уоррену, что люди будут «читать и перечитывать эти записи годами, а то и десятилетиями и даже столетиями». Он имел опыт общения с апелляционным судом у себя в Филадельфии и знал, с какой тщательностью члены апелляционного суда изучают протоколы суда первой инстанции в поисках малейших ошибок прокурора или какого-либо несоответствия. Протоколы комиссии подвергнутся еще более пристальной проверке, чем протоколы любого судебного дела, в котором он участвовал. По мнению Спектера, Уоррен, который большую часть своей карьеры в юриспруденции наставлял прокуроров, но не вел дела сам, просто упускал это из виду. «Не знаю, имел ли Уоррен понятие о том, как должен выглядеть протокол, – вспоминал Спектер. – Это была моя работа, и я намеревался сделать все как полагается».
Упрямство Спектера не слишком-то нравилось Уоррену, «однако он не приказывал мне переменить подход», рассказывал Спектер. «Он только барабанил пальцами, а больше никак в расследование не вмешивался».
Затем давал показания агент Секретной службы Клинт Хилл, настоящий герой того трагического дня, по мнению Спектера. Спектер полагал, что каждый, кто внимательно просматривал пленку Запрудера, мог убедиться, что именно Хилл, уроженец Северной Дакоты 31 года, девять лет уже состоявший в Секретной службе, спас жизнь Жаклин Кеннеди. Хилл ехал в машине сопровождения сразу за президентским лимузином, услышав первый выстрел, он выскочил из машины, подбежал к автомобилю Кеннеди и залез на его капот. «Каждый раз, пересматривая фильм Запрудера, я изумлялся тому, как Хилл несется к лимузину, хватается за левое заднее крыло и успевает запрыгнуть на маленькую подножку слева позади, как раз в тот момент, когда автомобиль прибавляет скорость», – рассказывал Спектер. Молодой агент затащил миссис Кеннеди обратно в лимузин, когда первая леди попыталась выбраться на капот. Если бы не он, «миссис Кеннеди вывалилась бы на дорогу, когда лимузин прибавил скорость, как раз под колеса разогнавшегося автомобиля сопровождения», пояснял Спектер.
Спектер снисходительно отнесся к признанию Хилла, что тот, в нарушение правил Секретной службы, накануне покушения выпил: агент показал, что выпил скотч с содовой в пресс-клубе Форт-Уэрта, затем отправился в другой клуб и только к 2.45 вернулся в отель. Даже если алкоголь как-то отразился на состоянии агента, Спектер был уверен, что «реакция Хилла оказалась достаточно быстрой, когда нужно было спасать жизнь миссис Кеннеди».
Хилл представил Спектеру убедительное и страшное объяснение, зачем миссис Кеннеди пыталась выбраться на капот8:
– Она вскочила со своего места и, как мне показалось, пыталась дотянуться до чего-то, отлетевшего от правого заднего бампера автомобиля, – сказал Хилл.
Спектер спросил:
– Вы видели там что-то, что она, вероятно, пыталась достать?
Хилл думал, что Жаклин хотела подхватить осколки черепа своего мужа, когда вторая пуля разбила ему голову. Этот выстрел «снес президенту часть головы, и он заметно склонился влево», рассказывал Хилл, вспоминая, что над задним сиденьем лимузина поднялось кровавое облачко с частицами плоти. «И я точно знаю, что на следующий день мы нашли часть головы президента» на улице Далласа. Хилл также запомнил, что все его инстинкты в тот момент сводились к одному: вернуть первую леди на пассажирское сиденье. «Я схватил ее, стащил обратно на заднее сиденье, сам заполз на спинку заднего сиденья и растянулся там».
Спектеру также было поручено проверить медицинские протоколы, которые, как он вскоре убедился, были в полном беспорядке. В отчете, составленном врачами «скорой помощи» больницы Паркленда, а затем патологоанатомами госпиталя ВМФ в Бетесде, хватало неточностей и противоречий. Достаточно быстро Спектер понял, что из такой путаницы и рождаются теории заговора. Проблемы начались уже через несколько часов после покушения, когда врачи Паркленда опрометчиво вздумали провести пресс-конференцию. Окруженный толпой разгоряченных репортеров, доктор Малькольм Перри, осматривавший Кеннеди в отделении неотложной помощи, высказал предположение, что одна из пуль могла попасть в президента спереди по движению кортежа, а не из окна техасского склада школьных учебников или из какой-либо иной точки позади лимузина Кеннеди. «Да, такое возможно», – заявил Перри, а ведь это подразумевало участие в покушении как минимум двух убийц. Репортер из журнала Time Хью Сиди встревожился и предостерег Перри:
– Доктор, вы понимаете, что вы сейчас делаете? Вы же сбиваете нас с толку! 9
Позднее Перри признал, что недостаточно внимательно исследовал раны, чтобы судить, с какой стороны поразили президента пули, но во многих новостных передачах того дня мнение Перри уже выдавалось за факт. Из всех СМИ больше всего путаницы наделало в тот день
В отчете о вскрытии также имелись пробелы, поскольку патологоанатомы Бетесды спешили закончить работу. У врачей не было времени даже на то, чтобы проследить движение пули внутри тела президента – вообще-то это стандартная процедура при вскрытии жертвы, погибшей от огнестрельного оружия. Два агента ФБР, наблюдавшие за ходом вскрытия, зафиксировали и, по сути дела, подали как факт то,
