Беда

— Если бы!

Ланс протянул ему панеттоне:

— Традиционное угощение на Рождество, но в эпоху глобального туризма продается круглый год. ЕС санкционировал.

Изголодавшийся Джона принялся разворачивать бумажную упаковку.

— Как прошла поездка?

— Тупая трата времени. Курил и загорал, все дела.

— А как граф?

Ланс выковырнул изюмину из пирога, покачал ее на большом пальце, потом по-жабьи вытянул длинный язык и слизнул вкусную крошку.

— Плохие зубы, хорошие костюмы. Собственная гондола. Дом примыкает к отелю, стоит прямо на Большом канале, отдельный выход через черный ход. Клево, так-то. По утрам выходишь — все в тумане. Molto mysterioso.[26]

— Больше всего меня удивляет, что ты поднимался по утрам.

— Там время на шесть часов опережает наше — я вроде как всегда жил по их расписанию, чувак. Когда у них девять утра, у нас три часа ночи. Выходит, я встаю, когда они… Черт, бессмыслица какая-то получается. В общем, чувак, у меня был Джет Лэггище. Мы все втроем катались на его гондоле. Помнишь Зика из Альфа-Сиг? С губами Стивена Тайлера? Гондольер — точная его копия. Жуть берет. — Ланс скривился и оттолкнул от себя пирог. — Но должен сказать, таких откровенных каникул у меня еще не было.

Джона молча приподнял брови.

— Старый дом, чувак. Стены… Я слышал, как они этим занимались. Всю долбаную ночь. Фоновый звук — вся съемка к чертям. Придется делать дубляж.

— «Эдип-царь».

— Мы с мамой близки, но это кошмар. И у них, кажется, было втроем. Однажды утром я вышел погулять часов так в шесть. Когда у нас полдень. Или… неважно. Суть в том, когда я вернулся, навстречу мне по лестнице такая телка, волосы все фрррр, одета в норковую шубу, а под ней, я так понимаю, ничего и нет.

— Отпад.

— Неважно. — Ланс пожал плечами. — Он приедет на Рождество.

Под этой равнодушной маской Джона различал горечь и что-то вроде пуританского праведного гнева, но не хотел без спроса вторгаться в эту сферу. Он просто кивнул.

Они помолчали. Наконец, словно впервые это заметив, Ланс подошел к груде мебели, заблокировавшей пожарный выход.

— Баррикады, как в «Отверженных». Что за хренация?

Джона вздохнул:

— Погоди распаковываться.

Он рассказал Лансу всю историю, завершив словами:

— Здесь оставаться небезопасно. Я позвонил Вику, съеду к нему.

— Вот бред так бред.

— И не говори.

— Собираешься сдаться властям?

— И что я им скажу?

Ланс призадумался:

— Верно. DVD все еще у тебя?

Джона взял диск со стола.

— Звук приглуши заранее, — предупредил он.

На экране пошел снег. Проигрыватель испустил неприятный, кашляющий звук и выплюнул диск, далеко высунув свой круглый язык.

ОШИБКА диск неопознан

возможно, он загрязнен или поврежден

(СООБЩЕНИЕ 7.9)

Джона перевернул диск, хотел подуть на нижнюю его сторону, но увидел, что поверхность сделалась серой, как туча. Он потер ее подолом рубашки — тщетно.

— Когда я его вынимал, он был красный.

Джона протянул диск Лансу, тот осмотрел его и сказал:

— Самоуничтожающийся диск. Портится под воздействием кислорода.

Джона почувствовал, как от лица отхлынула кровь.

— Восстановить можно?

— Насколько я знаю, никак.

Они постояли, глядя на бесполезный кусок пластмассы.

Джона сказал:

— Бери свою сумку.

Перед уходом Джона приклеил на дверь записку для Ив, сообщил ей, что на несколько дней уезжает из города, извинился, что не оправдал ее доверия, и вновь выразил желание закончить их отношения миром. Он особо не рассчитывал чего-то добиться этим потоком банальностей, но хоть дверь взламывать не станет.

Ланс охотно помогал ему:

— Надо вовремя принять меры. И чтоб копы не устроили у нас обыск. Там наберется на уголовное преступление.

Они расстались на Юнион-сквер: Ланс отправился в Парк-Слоуп к Руби, а Джона, груженный книгами, одеждой, своим ноутбуком и ноутбуком Рэймонда Инигеса, побрел на окраину. Он наугад пересаживался с электрички на электричку, с автобуса на автобус и так добрался до Коламбус-Серкл, где погрузился в роскошные недра центра Тайм-Уорнер. Отдел здоровой пищи битком забит новыми яппи, вожделеющими дорогостоящей естественности. Запах выдержанного сыра — прекрасный фон для ароматов мокрого кашемира и резиновой обуви. Джона внимательно изучил фонтины и пармезаны и голубые сыры из овечьего молока (сыр голубой, сыр голубой, напевал кто-то в его голове), а в итоге выбрал помело и встал в очередь примерно из полусотни покупателей. Утром впервые выпал снег, и хотя тут же растаял, народ выглядел по-зимнему подавленным.

С фруктом в руках Джона поднялся на второй этаж, онемевшими красными пальцами очистил его, поглядывая то на часы, то через плечо. За витриной деловитыми пчелками проносились такси, проглатывали на лету пешеходов. Ветер раскачивал уличную рекламу, вырывал газету у горожан, спешащих в подземку.

Собравшись с духом, Джона вынырнул на улицу, под удар стихий, двинулся к северу по Сентрал- парк-Уэст, пока не отловил такси. Попросил ехать в общежитие HUM самым длинным путем, какой только смог придумать.

На второй этаж общежития он поднялся в девять тридцать, дорога заняла два часа сорок шесть минут. Он уронил свое добро возле футона. Все тихо: Вик с Майком отлучились, дверь Катлера закрыта, свет не горит.

Прошлой ночью, когда Джона еще у себя в квартире попытался включить ноутбук Рэймонда, тот отказался работать. Он предоставил ему целый день заряжаться, а сейчас вытащил из рюкзака и снова попытался включить. Запускалась машинка долго, ругнулась антивирусная программа, которую давненько не обновляли. Потом выскочила заставка с Дереком Джетером, натянулись полоски формы, когда бейсболист потянулся к мячу, и мяч тоже вытянулся эллипсом в движении. За исключением этой попытки придать