на мелких хищных птиц, кружащих над сторожевой башней. Он хочет, чтобы возбуждение не прошло окончательно, пока он не дойдет до туалета.
На полпути у него начинает плыть перед глазами. Головокружение быстро перетекает из головы в тело и превращается в дрожь, сосредоточенную внизу живота. Через несколько секунд ему настолько приспичивает, что приходится пуститься бегом.
Он добегает до биотуалета, дергает первую ручку, но дверь заперта изнутри, влетает во вторую кабинку, но от того, что он там видит, ему становится плохо, влетает в третью, едва успевает закрыть задвижку и спустить штаны, садится на корточки над алюминиевым сортиром в полу и за один раз опустошает кишечник.
— Уфффф!
Он еле слышно выдыхает, в ушах громко стучит. Внезапно кишечник повторно опустошается — неожиданно и сильнее, чем в первый раз, при этом в животе жутко режет. В пищеварительном тракте началась революция. Торсу прищуривается и крепко хватается за ручку двери, ему чудится, что его вот-вот засосет в слив. Он старается не обращать внимания на капли жидкого кала на голых ляжках и внизу на штанинах.
Когда резь проходит, он опускает голову на вытянутую руку и сидит неподвижно целую минуту — обессиленный и расстроенный всем, что с ним произошло. По телу разливается покой, страшно тянет спать. На несколько секунд он засыпает в этом неестественном положении.
Симптомы отравления могли проявиться у Анджело Торсу раньше, чем у других, из-за того, что он дважды брал добавку мяса, или из-за того, что никогда не отличался крепким здоровьем. Впрочем, пока он сидит, скрючившись, в грязном сортире, еще двое солдат вбегают в соседние кабинки, и Торсу узнает звуки, очень похожие на те, что только что издавал сам. За несколько часов базу завоевывает золотистый стафилококк, начинается хаос. Кабинок туалетов — восемнадцать, зараженных солдат не меньше сотни, раз в двадцать минут приступы повторяются.
К четырем часам вечера около туалетов собирается толпа дрожащих ребят с зелеными лицами. В руках они сжимают рулоны туалетной бумаги и орут тем, кто занимает кабинки, чтобы те ради всего святого поторапливались.
Перед старшим капралом Энрико Ди Сальво стоят четыре человека, включая Чедерну. Ди Сальво размышляет, стоит ли просить приятеля уступить ему очередь, потому что боится не дотерпеть, но Чедерна точно откажет. Он отличный солдат, хохмач, но все-таки редкостный козел.
Ди Сальво пытается вспомнить, было ли ему когда-нибудь настолько худо. В тринадцать лет ему вырезали аппендицит, перед этим он несколько месяцев просыпался по ночам — живот болел так, что до спальни родитилей он доходил, согнувшись в три погибели. Мама с подозрением относилась к лекарствам, отец — к гонорарам врачей, поэтому лечили его лимонадом. Боль не утихала, мама ложилась обратно в постель с обиженным видом: «Я тебе велела пить горячий, а ты тянешь кота за хвост. Так от лимонада никакого толку». Когда за ним приехала «скорая помощь», воспаление перешло в перитонит. Но, наверное, даже тогда живот не болел, как сейчас.
— Чедерна, пропусти меня! — просит он.
— Еще чего.
— Ну пожалуйста, я больше не могу!
— Тогда возьми мешок и сходи в него!
— Не хочу я срать в мешок. Да и до палатки мне не дойти.
— Твое дело. Здесь всем хреново.
Ди Сальво ему не верит. Чедерна совсем не бледный, он ни разу не застонал и не поморщился. Остальные ребята еле дышат от боли. Тот, что стоит в очереди первым, дергает ручку кабинки, из которой долго никто не выходит. Слышно ругательство, в ответ парень пинает железную дверь.
Нет, так плохо ему никогда не было. Селезенку и печень словно режут ножом, знобит, кружится голова. Если через несколько минут он не усядется над очком, его вырвет или еще что похуже. Может, грохнется в обморок. Они нажрались чистого яда.
В довершение ко всему после обеда он заглянул к Абибу, вместе они курили гашиш — всего один грамм, подмешанный в табак одной «Дианы». У Абиба необычная манера готовить курево: он не греет его зажигалкой, а долго растирает пальцами, потом мочит слюной. Гадость какая, сказал ему Ди Сальво, увидев это в первый раз.
Наверное, из-за Абибовой слюны ему теперь хуже остальных. Кто знает, какой дрянью тот его заразил. Абиб живет в палатке с двумя другими переводчиками, они спят на коврах, от которых воняет грязными ногами. Невыносимая вонь — словно засовываешь нос в пропитанный потом носок. Поначалу Ди Сальво не хотел сидеть на полу, а теперь почти привык. Он только старается не класть на пол голову, даже когда все начинает плыть.
Ди Сальво чувствует себя потерянным и несчастным. Он обливается холодным потом. Дыхание перехватывает. К Абибу он больше ни ногой. До конца командировки траву в руки не возьмет. Он мысленно дает Богу обет: если ты поможешь мне дойти до туалета, если спасешь от этой дряни, клянусь, что к Абибу я больше никогда не пойду. Он готов на большее — пообещать, что и дома курить не будет, но потом вспоминает, как приятно сидеть на террасе в Рикади, задрав ноги на перила, любоваться маслянистым морем, медленно вдыхая дым, и останавливается. Полгода без наркотиков — вполне достаточно для обета.
Новый сильный спазм вызывает приступ кашля и заставляется его склонить голову На секунду он теряет контроль над сфинктером и чувствует, как тот расслабляется. Запачкал трусы — он почти уверен. Дотрагивается до плеча Чедерны.
— Пропустишь — дам десять евро.
Гвардии старший капрал едва поворачивает голову:
— Полтинник.
— Ты козел, Чедерна! Значит, тебе и правда не так плохо, как остальным.
— Пятьдесят евро.
— Да пошел ты! Двадцать.
— Сорок и не меньше.
— Тридцать. Ну ты и мерзавец!
— Я сказал, не меньше сорока.
Ди Сальво чувствует, что зверь, сидящий у него в кишках, зашевелился. Анус ритмично сжимается сам по себе. Внутри кто-то сидит, и у него бьется сердце — собственное сердце.
— О’кей, идет, идет, — говорит он, — а теперь исчезни.
Чедерна взмахивает рукой, словно говоря «проходите, пожалуйста». Ухмыляется. Наверное, с ним все в порядке, а в очередь он встал, чтобы портить жизнь другим. Первый в очереди уже вошел, теперь перед Ди Сальво остались двое. Еще недолго. Он глядит на наручные часы, три минуты проходят медленно, секунда за секундой, потом перед ним распахивается дверь туалета, словно приглашение в рай.
Чтобы попасть в коридор, вдоль которого расположены кабинки, надо подняться по одной из лесенок слева или справа от туалетов. Ди Сальво бросается вперед, но прежде чем он успевает войти, артиллерийский офицер, поднявшийся по другой лестнице, уводит кабинку у него из-под носа.
— Выметайся! — орет Ди Сальво.
Младший лейтенант указывает на знаки различия у себя на куртке, но Ди Сальво забыл про иерархию. Он выстоял очередь, подарил сорок евро мерзавцу Чедерне, и теперь никто не займет его место, даже сам генерал Петреус.
— Выходи оттуда! — кричит он. — Нам всем хреново!
Вид у младшего лейтенанта не злой, а скорее жалобный, словно и он только что напустил немного в штаны. Паренек с квадратной головой не намного выше Ди Сальво, но покрепче. На груди имя: Пульизи. Ди Сальво инстинктивно отмечает все детали. Оценивает параметры, которые борцу нужно знать, прежде чем схватиться с соперником: рост, окружность бицепсов, вес. Мозг подтверждает мускулам, что есть смысл начать драку.
