холодильник — для пива. Я видел холодильник у вас в медпункте. Он вам действительно нужен?
— Там хранится вакцина. И адреналин.
— Ну да, адреналин. Это важно. Но я мог бы хранить его у себя. Глядишь, и для пива место найдется. Все равно моя палатка открыта для всех, добро пожаловать в любой час дня и ночи. Особых тайн у меня нет. Да и вам вроде бы скоро домой?
Эджитто опускает глаза.
— В общем, подумайте! Может, и не стоит перетаскивать холодильник. Не знаю, как вы, а я всю жизнь мог пить теплое пиво. — Кивая в пустоту, полковник стискивает губы большим и указательным пальцами. — Ладно, ладно, — говорит он. Повторяет: — Ладно, ладно.
На столе у него лежит «Маленький принц». Полковник и лейтенант разглядывают нарисованного на обложке тощего мальчугана.
— Это жена всучила, — объясняет Баллезио, словно оправдываясь. — Говорит, я должен найти общий язык с нашими детьми. А я не очень понимаю, что значит «найти общий язык». Читали?
— Давно.
— По-моему, это чтиво для гомиков. Дважды над ней засыпал.
Эджитто растерянно кивает. Он уже забыл, зачем пришел к командиру. В зеленоватом свете, проникающем сквозь ткань палатки, Маленький принц кажется еще беззащитнее.
— Вы собирались о чем-то со мной поговорить, лейтенант?
— Полковник, я хотел бы остаться на базе. — Смысл фразы остается не вполне ясным и для него самого, пока он не договаривает ее до конца.
Баллезио поднимает брови:
— Вы серьезно?
— Да, синьор.
— Вообще в Афганистане или в этой заднице — Гулистане?
— На базе, синьор.
— Знаете, а вот я, наоборот, уехал бы хоть сегодня. Через три месяца откроется лыжный сезон. Лейтенант, вы не хотите вернуться домой — покататься на лыжах? Только не надо мне говорить, что вы один из тех южан, что ни разу не вставали на лыжи.
— Нет. Я умею кататься на лыжах.
— Ну вот и хорошо. Знаете, вообще-то я ничего не имею против южан. Среди них встречаются хорошие люди. Хотя называть их альпийскими стрелками — это все-таки слишком. Для них такая поганая пустыня, как эта, очень даже подходит. Им не привыкать. А вот я бы руку дал на отсечение, лишь бы вернуться в горы и кататься всю зиму на лыжах. Эх! Всякий раз обещаю себе, что в этом году займусь лыжами, а потом что-то не складывается. В прошлом году жена шла по тротуару и споткнулась, пришлось мне быть при ней сиделкой. Врагу не пожелаешь! Я смотрел в окно на покрытую снегом Тофану и, ей-богу, был готов пешком на нее взобраться, только бы потом скатиться вниз! Хоть на собственной заднице! А в этом году я снега вообще не увижу. Здесь только тратишь впустую время и жизнь. Особенно в вашем возрасте. Ну ладно. Вы точно хотите остаться?
— Совершенно точно, командир.
— Надеюсь, что вы не ощущаете себя кем-то вроде миссионера. Знаете, мне рассказали про то, как вы спасли ребенка. Ну, того, накачанного опиумом. Молодец! Очень трогательно. — Он беззвучно шевелит губами, словно жуя. — Помните только, что мы не миссионеры. У нас горячие головы. Мы любим играть с оружием, а еще больше — пускать его в ход.
— Это я из-за денег, — врет Эджитто.
Полковник с задумчивым видом яростно чешет нижнюю челюсть.
— Деньги — это веская причина.
Ароматизаторы в форме зеленых деревьев, как безумные, мотаются в потоке вылетающего из кондиционера воздуха, распространяя сладковатый запах. Эджитто чувствует, что его начинает подташнивать.
Баллезио показывает на него пальцем.
— А эта штука у вас на лице… Это пройдет?
Эджитто выпрямляет спину. Вспоминает рисунок из пятен у себя на лице. Рисунок меняется каждый день, как карта погоды, а он следит за ним, словно метеоролог. Он уже знает, что происходит в каждой части его лица: на щеках все скоро исчезнет, вокруг губ — побаливает, шелушение кожи под бровями пугает людей, уши — полный кошмар.
— Иногда проходит. Немного. На солнце, например.
— Я бы не сказал. Из-за пятен видок у вас так себе. Не обижайтесь!
Эджитто хватается руками за ремень. Внезапно ему становится жарко.
— У меня тоже раздражение, — говорит Баллезио. Расстегивает воротник куртки. — Подойдите! Вот, взгляните! Видите прыщики, да? Жутко чешутся. А у вас тоже чешутся?
Эджитто обходит вокруг стола, чтобы взглянуть на шею полковника. Вдоль края воротника заметно небольшое высыпание. Мелкие пузырьки, словно нарисованные карандашом точки.
— Обычная эритрема. У меня есть мазь с календулой.
— Календула? Это что за хрень? А кортизона нет?
— Кортизон вам не нужен.
— Мне от него сразу лучше. Принесите кортизон! И сами попробуйте им помазать, лейтенант!
— Благодарю за совет, командир.
Эджитто усаживается на прежнее место, положив руки на колени. Полковник застегивает куртку.
— Значит, останетесь с нами, — говорит он. — Чтобы заставить меня остаться здесь, мне должны отвалить кучу денег. Ладно. Дело ваше. Настоящий врач нам пригодится. Ваш коллега Ансельмо едва умеет швы накладывать. Сегодня же сообщу о вашем решении, лейтенант.
Эджитто просит разрешения уйти.
— Доктор, я еще кое о чем хотел вас спросить.
— Да, синьор.
— То, что рассказывают про розы… это правда?
— Что рассказывают?
— Что весной вся долина покрыта розами.
— Полковник, я ни разу не видел здесь роз.
Баллезио вздыхает:
— Я так и думал. Ну конечно. Разве в такой дыре растут розы?
Пыль
Все новое вызывает у Йетри любопытство. Из вертолета он рассматривает чужую страну, каменистые равнины, перемежаемые изумрудными лугами. Посреди склона стоит верблюд — как он по-научному называется, Йетри не помнит, вроде бы «дромадер». Он и не знал, что бывают дикие верблюды: думал, все верблюды живут в зоопарке. Йетри решает показать верблюда сидящему рядом Чедерне, но того пейзаж, похоже, не интересует. Взгляд из-за темных очков направлен на вертолет, а может, он просто спит.
Йетри снимает наушники. На смену мрачному вою гитар
— Интересно, на базе есть бар? — спрашивает он у друга. Приходится орать.
— Нет.
— А спортзал?
— Тоже нет.
— Ну хоть пинг-понг?
— Ты так и не понял. Там, куда мы летим, ни черта нет.
Он прав. На базе «Айс» нет ничего, кроме пыли. Желтой липкой пыли — в ботинках проваливаешься
