легко можете себе представить мою радость, ведь он сын моей сестры, а кроме того, я его опекун.
– В таком случае, если желаете, назначим свадьбу именно на этот день.
– Если Хулия согласится, то ровно через три дня мы навсегда соединимся с ней. Какое это для меня счастье!
Дон Хусто потирал от радости руки.
– Хотите, я позову Хулию? – спросила сеньора Магдалена.
– Если вы находите возможным…
– Мария! – кликнула служанку сеньора Магдалена.
– Сеньора, – отозвалась Мария.
– Что, сеньорита Хулия уже встала?
– Да, сеньора.
– Попроси сеньориту Хулию ко мне.
Служанка вышла исполнить распоряжение хозяйки, а дон Хусто, не в силах скрыть свою радость, принялся шагать из угла в угол.
По правде говоря, сеньора Магдалена не менее жениха радовалась предстоящей свадьбе: одним соблазном меньше для Педро Хуана и одной надеждой больше на мир в доме.
IX. ТВЕРДОСТЬ И РЕШИТЕЛЬНОСТЬ
Хулия появилась перед ожидавшими ее матерью и гостем бледная, но спокойная; голос ее не дрожал, только глаза покраснели от слез.
– Вы меня звали, матушка? – спросила она.
– Да, дочь моя, сядь и выслушай меня.
Хулия без возражений повиновалась.
– Вчера, – продолжала сеньора Магдалена, – ты выразила согласие стать супругой сеньора дона Хусто, который просил твоей руки.
– Да, матушка.
– Единственным условием ты поставила заключение брака возможно скорее.
– Да.
– Ты по-прежнему согласна на этот брак?
– Согласна.
– Сеньор желал бы назначить свадьбу через три дня.
– Он может назначить любой день по своему усмотрению.
– В таком случае, дочурка, я полагаю, ты можешь поговорить с ним наедине.
– В этом нет надобности, – сказала молодая девушка.
– Надобности нет, но я полагаю, что так лучше, и оставляю вас одних; раз вы собираетесь пожениться, вам есть о чем побеседовать между собой.
И, не ожидая ответа, сеньора Магдалена ушла, оставив наедине дона Хусто и Хулию.
Дон Хусто, не привыкший к женскому обществу, почувствовал смущение: перед ним была девушка, согласившаяся стать его женой, а он не решался сказать ей ни единого слова. Брак с Хулией представлялся дону Хусто огромной победой; воплощалась в жизнь его мечта, и он боялся, как бы эта мечта не рассеялась.
Хулия молчала, потому что ей решительно нечего было сказать своему жениху; она даже не глядела в его сторону.
Наконец, сделав над собой неслыханное усилие, дон Хусто нарушил молчание; но как и все недалекие люди, он повел речь так неуклюже, что, пожалуй, ему лучше было бы по-прежнему безмолвствовать.
– Так вот как, Хулия, вы хотите выйти за меня замуж, – сказал он.
– Нет, этого я не говорила, – возразила молодая девушка, – но я согласна назвать вас моим мужем.
– Значит, вы любите меня, – продолжал он самодовольно.
– Дон Хусто, этого я пока не могу утверждать.
– Но вы же выходите за меня замуж? Раз вы согласны стать моей женой, стало быть, вы меня любите. Зачем отрицать?
– Кабальеро, если вы настаиваете на тягостном для меня разговоре, позвольте откровенно поведать вам, что происходит в моем сердце, и объяснить мой поступок. Если затем вы по-прежнему будете настаивать на браке, я со своей стороны дам согласие.
– Откройте мне ваше сердце, Хулия.
– Прежде всего я должна вас предупредить, сеньор, что я вас не люблю.
– Предупреждение весьма для меня горестное.
– Но необходимое. Я не люблю вас, слышите? Не люблю, но это не значит, будто я вас ненавижу, будто вы мне неприятны и вызываете во мне чувство отвращения…
– Это значит…
– Это значит, что вы мне совершенно безразличны.
– О господи!
– Не удивляйтесь. Быть может, со временем, оценив ваше благородство и приятное обращение, вашу привязанность и уважение ко мне, я полюблю вас как доброго мужа. Но сейчас я не могу к вам относиться, как невеста к жениху.
– Хулия!
– Я говорю правду и хочу, чтобы вы узнали от меня все, я еще никогда никого не обманывала.
– Но если вы не любите меня, я не смогу быть спокойным.
– Напрасно вы так думаете, дон Хусто. Я не посрамлю своего имени и чести, я свято исполню мой долг перед религией. Знайте, в моих руках ваша честь будет так же сохранна, как драгоценности в шкатулке. Если бы, став вашей женой, я почувствовала, что в моем сердце зародилась любовь к другому, я задушила бы себя собственными руками, и никто не узнал бы об этом чувстве.
– Хулия, такие суждения делают вам честь. Ежели дело обстоит так, я согласен. Да что я говорю, согласен? Я счастлив быть вашим супругом.
– Слушайте дальше, сеньор. Я вам откровенно призналась, что не люблю вас, но обещаю хранить вам безупречную верность. Кроме того, я хочу предупредить вас, что мне ненавистен деспотический обычай супругов ревниво следить друг за другом, как это принято в Испании. Я никогда не соглашусь стать пленницей в браке. По-моему, муж, который берет на себя охрану своей чести вместо того, чтобы довериться сердцу достойной женщины, поступает безрассудно. Согласны?
– О да, Хулия, вполне.
– Теперь скажите, дон Хусто, продолжаете ли вы по-прежнему настаивать на нашем браке?
– Даже больше, чем прежде.
– Итак, если вы не забудете ничего из сказанного, назначьте день нашей свадьбы. Но до этого дня, прошу вас, не ищите встречи со мной. Я решаюсь на очень важный шаг в моей жизни и хочу побыть одна; запершись у себя, я хочу молиться и плакать, и, если мои горестные переживания не сведут меня в могилу и не лишат рассудка, в назначенный день я стану рядом с вами, чтобы отдать вам мою руку.
– Но, Хулия, какое горе терзает вас?
– Это тайна моего сердца. Я не выведываю ваших тайн, не стараюсь узнать что-либо о вашей прошлой жизни. Научитесь доверять мне, как я доверяю вам.
Такой ответ ошеломил дона Хусто.
– До свидания, сеньор, – закончила молодая девушка, – до дня нашей свадьбы.
– Прощайте, Хулия.
Молодая девушка ушла, а дон Хусто на мгновение задумался, потом, словно придя в себя, воскликнул:
