Тилль издал размытый звук, который, пожалуй, мог свидетельствовать об удивлении. Человек дела, он не рассматривал абстрактных ситуаций.
Гай это понял.
– И просто для взаимопонимания, Ингвар. С зонтом – это дело ваше, но не пытайтесь присвоить себе контрзакладку! – сказал он, и обычное стекло звякнуло металлом.
Струйка дыма из угла рта Тилля получилась длиннее, чем обычно.
– Она вас прикончит, – продолжал Гай. – Бумажными руками невозможно удержать огня. А эта закладка больше огня! Она из-за тех скал, куда вы никогда не пробились бы, даже если бы вход на
– Это еще почему? – ревниво спросил Тилль.
Гай выпрямился. Его мягкое лицо плескало, как прибрежная вода, нарушая все без исключения законы мимики.
– Вы споткнулись бы гораздо раньше, у первой гряды, где лежат красные закладки, – сказал он горячо. – Те, что превращаются в мускулистое тело, способное очаровывать пышных шатенок, бесперебойный желудок, смазливую мордашку и прочие мизерные удовольствия. Но, допустим, произошло бы чудо, и вы перемахнули бы через эту гряду. Но тогда вы споткнулись бы о дар видеть под землей клады, выигрывать в рулетку или писать стихи верлибром…
Тилль не знал, что такое верлибр, поэтому на всякий случай пошевелил шеей.
– А вы сами, Гай? – прохрипел он, вставая, потому что Гай уже стоял у выхода из кабинета, показывая, что встреча подошла к концу.
– Я – дело другое. Когда-то я уже был у второй горной гряды, – сказал он совсем тихо, когда за Тиллем уже закрылась дверь.
Дождавшись, пока телохранитель, посланный проводить Тилля до машины, вернулся, Гай сделал вещь довольно странную. Выпроводил из кабинета всю охрану и, прилагая немалые усилия, налег грудью на массивный шкаф. За шкафом висел ковер, а за ковром открылась ниша настолько узкая, что даже такой воздушный старичок, как глава первого форта Дионисий Белдо, смог уместиться в ней исключительно стоя.
– Садитесь на диван, Дионисий Тигранович! Отдыхайте! Я не думал, что все так затянется.
Старичок опустился на диван, но не там, где он был продавлен грузным Тиллем, а несколько правее. Сидел он на диване застенчиво, положив руки на колени и с очень прямой спиной, как скромная девушка, пришедшая наниматься в гувернантки.
– Вы внимательно слушали, Белдо? – спросил у него Гай.
Старичок с милой улыбкой коснулся вначале своих розовых ушек, а затем макушки.
– Тилль провозится долго. Под шумок он наверняка попытается убрать Долбушина, а это потребует дополнительной подготовки, – заметил Гай. – К моменту, когда Тилль начнет шевелиться, я хочу знать о контрзакладке возможно больше. Как она выглядит, как перемещается. Всё!
Белдо вежливо слушал, одергивая и распушая алый платочек.
– Вам не жалко Альберта? – спросил он соболезнующим голосом похоронного агента.
Гай даже не стал делать вид, что не расслышал.
– Привезите ко мне Круню! – приказал он.
Старичок виновато заморгал.
– Она ни к кому не ездит.
Гай приподнял брови.
– Даже если я попрошу?
– Круня очень привязана к тому месту, на котором находится ее подвал. В любом другом она не сможет.
– Что за место?
– О, прекраснейшее! Опекунов там слышишь четко, лучше, чем в
Когда знатный куровед уехал, пообещав лично заехать к Круне, Гай вышел из кабинета и спустился в подвал. Гудели кондиционеры. Коридор здесь был чистенький, с искусственными пальмами в кадках – ну просто полуподвальный этаж провинциальной гостиницы. Гая утомляла и одновременно забавляла его пошлость. Опять же, так лучше, чем красный кирпич в свинцовых оспинах и осиновый пол с жестяным желобом-кровостоком.
Гай прошел по длинному коридору и остановился у крайней двери. Дверь была окутана нежно-розовым сиянием. Рядом еще лежал каблук того клерка из форта Долбушина, что возомнил себя охотником за закладками.
Не дойдя до двухслойного сияния одного шага, Гай остановился и протянул левую руку. Сияние изменило форму, точно чуткий пес, обнюхало его ладонь, подозрительно коснулось лица и вновь втянулось. Гай толкнул дверь и вошел в узкую комнату. Ее стены, потолок и пол слабо светились точно так же, как и дверь.
В комнате не было даже табуретки. Прямо на полу, в очерченном меловом круге лежал массивный куб потемневшего серебра, в который был вплавлен треугольный осколок зеркала.
Глава 10
Донской пег
Животные часто погибают от элементарных ран, потому что кусают руки врача, разлизывают швы и срывают наложенные повязки. То же самое происходит с людьми, которые начинают расковыривать прежние обиды вместо того, чтобы простить их и позволить им изгладиться.
Разместилась Рина быстро. Гораздо больше времени она провела в душе. Одеваться пришлось в мокрое, а потом, прямо на теле, сушить одежду найденным в шкафу феном. Способ, конечно, дурацкий, но эффективный.
Перед обедом к ней снова заскочил Ул.
– От тебя кошмарно пахнет мылом! – сказал он.
Рина смутилась.
– Я нашла только хозяйственное, – сказала она.
– Которое «семьдесят два» процента? Кузепыч его обожает. Ядрено и дешево. Кстати, ты в курсе, что оно делается из раздавленных автобусом кошек? – уточнил Ул и, не давая Рине опомниться, поманил ее за собой.
– Куда? – спросила Рина, которая, по закону подлости, успела высушить все, кроме головы.
– Увидишь, – пообещал Ул и, открыв окно, спрыгнул на клумбу.
– Тут все так делают! Выходов из школы слишком мало, а окон слишком много, – объяснил он Рине, когда она последовала его примеру.
– Кузепыч… – начала она.
– Про одеяло была шутка. Он шутит ее уже много лет подряд, – мгновенно угадал Ул.
– Странная шутка. Несмешная, – удивилась Рина.
– Шутка не обязана быть смешной. Это практическая шутка в стиле: «На телефонной станции пожар. Положите трубку в тазик с холодной водой!» Всегда находится кто-то, кто действительно прыгает на одеяло, а потом не знает, куда его девать. Так и таскается с одеялом, – объяснил Ул.
– Откуда ты знаешь? – спросила Рина.
– Я сам когда-то жил в этой комнате. И сам когда-то сбрасывал одеяло. Зеленый был, верил всему, – засмеялся Ул и быстро пошел по аллее.
Двигался Ул пугающе моторно. Ощущалось, что для его жизненной силы дистанция слишком короткая – надо бы втрое больше, да еще с чем-нибудь громоздким за плечами. «Если хотите, чтобы я замедлился, – сделайте так, чтобы я выбился из сил!» – означала его стремительность.
Белая гравийная дорожка решительно прочерчивала молодой лесок. Территория ШНыра впечатляла. Еще до того, как дорожка закончилась, стало ясно, что вести она может в единственное место – к одноэтажному, протяженному строению из красного кирпича, под шиферной крышей.
