— Ну, — объяснил Клирик, — я-то с Туллой случайно столкнулась. А вот все остальное послужило только к вашей с ней пользе. Теперь Тулле дорога только за тебя или в омут. Монастыря-то в Диведе сейчас нет. В конце концов, за непорочностью невесты не все гонятся, мог папаша и другого жениха найти. Гарантированные же рога — дело иное. Да и греха на вас нет. Этого тебе мало?
Похоже, именно несовершение греха и удручало Кейра. Немножечко. Его же невесту — весьма и весьма. В сторону Немайн Тулла косилась, бычилась, кривилась, хмурилась, насупливалась.
Потянулись спокойные дни. Клирик устроил себе нечто вроде отпуска — тем более, что в двадцать первом веке толком не отдыхал уже три года. Да и дела — спокойные, домашние, бытовые дела — никак не позволяли совсем уж заскучать.
Первым стал, конечно, мешок. Что там должно было находиться по игре, Клирик знал. А вот о реальном содержимом только догадывался.
На свитках 'божественных заклинаний' обнаружились соответствующие молитвы — большинство о здравии. Вместо 'вызова небесного медведя' был записан известный в Интернете 'Evil overlord's list', список рекомендаций Темному Властелину, созданный на основе печального опыта многих литературных и кинематографических злодеев. Скляночки с зельями стали чернильницей и тушечницей, солонкой, и набором перечниц с красным и черным перцем, корицей. Нашелся и пучок гусиных перьев. Клирик хмыкнул. Перышком еще придется овладеть. Вместо открывающей замки волшебной штуковины — Вор был больше специалистом по ловушкам — тяжеленный набор чего-то, даже отдаленно не напоминающего отмычки. Видеть запоры седьмого века Клирику пока не доводилось, но сразу стало понятно, что привычные они напоминают не слишком.
Особенно интересно было, во что превратились аптечки. И чем отличаются в зависимости от силы. Упаковки выглядели — почти как в игре. А вот что внутри…
Внутри оказались именно аптечки. Раннесредневековые. Наборы трав, включая экзотические и безумно дорогие, например, женьшень. Всё тщательно обернуто в ткань, подписано. Знать бы, что от чего прописывать… Ещё — корпия, шовный и перевязочный материал. Лён и шёлк. И, вместо самой эффективной — хирургический набор. Скальпели, иглы, и другие острые закорючки непонятного назначения из удивительно хорошей стали.
Инструменты Клирик немедленно разделил на две части — для собственного пользования и для передачи в руки медика. Предположительно мэтра Амвросия. Которому и вручил их пару дней спустя в качестве оплаты будущих услуг, не обнаружив в городе лучшего специалиста.
Следующим вопросом стала одежда. Путешественник тем и отличается от бродяги, что имеет не одну смену белья. И хотя бы одну — верхней одежды. Разумеется, такие тонкости в компьютерной игре не отражались, так что пришлось ходить по лавкам. И знакомиться с местной модой.
В Камбрии сложным кроем не заморачивались. Туника была и бельём, и нижним, и верхним платьем. Узкая, широкая, длинная, короткая, с рукавами или без — вот и весь выбор. Мужчинам ещё предлагались штаны — и рубахи, представлявшие собой укороченный вариант всё той же туники. Для защиты от непогоды — плед.
Местные дамы отыгрывались вышивками, но их обычно делали сами. Вот уж чем Клирик заниматься не собирался!
А дальше началась охота за вещами, без которых в поход лучше не ходить. Трут с огнивом. Зажигательная линза, по совместительству — лупа. Стекло мутноватое, но Клирик и такого не ожидал. Веревки. Страховочные крюки. Палатка. Одеяло…
Так что дни проходили в суете подготовки похода. А по вечерам Немайн спускалась в трапезную залу, и прислушивалась к неторопливым разговорам городского общества. Научиться понимать людей седьмого века было жизненно важно. Встревать в праздные разговоры Клирик пока не решался.
В тот день трактире было против обыкновения людно, но любимое кресло у огня, разумеется, было свободно, и сида уже привычно в нем устроилась. Самым приятным было то, что в теперь в компании 'Головы грифона' она не чужая. И греется не за осьмушку золотого, а как правильный, полезный человек. На коленях, укутанных пледом расцветки клана, к которому относился трактирщик, платой за спасение дочери от позора — еще одним веским доказательством того, что Немайн приняли в бюргерское сообщество Кер-Мирддина — лежала Библия, раскрытая на Евангелии от Луки, ее любимом. Все книги, от Бытия до Апокалипсиса, были уже наспех пролистаны и навек отпечатаны в цепкой памяти. Осмысление приходило только теперь — и очень понемногу.
Но Клирику так и не удалось сосредоточиться на 'прокачке персонажа', как он про себя называл усвоение священных текстов. И причиной была не кружка светлого пенящегося эля. Эта никогда не мешала, хотя в желудок сиды никогда не помещалась полностью, даже целиком заменив ужин. На этот раз в 'Голову грифона' заявился бард.
Бродячий певец отлично владел арфой, но откровенно гнусавил. Публика терпела. То ли привыкла и к худшему, то ли считала, что так и надо. В довершение всего, пел он о 'древних королях', коими с принятием христианства барды стали числить языческих богов. И то, не пропадать же славным балладам?
— Любезный, — подала голос Немайн, — нельзя ли ограничиться только музыкой? Большинство здесь сидящих люди бывалые, видывали и не такое, так что голоса их сердец споют им куда лучше, чем ты можешь вообразить.
— Короче, — уточнил Кейр, уже традиционно подпирающий камин, напротив сиды, — заткнись, но играй.
Роль переводчика с галантного на доходчивый он исполнял с большим удовольствием. Эту игру придумал Клирик. Ведь нехорошо благородной деве выражаться коротко и грубо. Ну а то, что до многих иначе не доходит, совсем не её вина.
— Если кто-то считает, что поет лучше меня, я охотно приму вызов! — откликнулся бард, — Эй, девочка! Вставай! Попробуй меня перепеть!
Судя по голосу, бард был или изумительно самонадеян, или имел в запасе пару грязных трюков. Связываться не хотелось.
— Я приношу извинения, но я устала и не в голосе, — сообщила она, — а потому оставляю тебе долю героя в песнях этого вечера.
— Лень вставать, — перевел Кейр, — Можешь скрипеть дальше. Если совести нет.
У барда совести не было, только заунывные баллады. Тепло и выпитый эль вгоняли в сон, и монотонные речитативы барда вскоре начали скорее убаюкивать, чем раздражать Немайн. Слова проходили краем сознания, и устраивались в памяти — на грядущее. Писаной истории у Камбрии пока не было, и желающий узнать хоть что-то, помимо рассказов стариков, должен был отсеивать крупицы правды из триад, баллад и легенд. Прямо сейчас заниматься этим смысла не было. Оставалось плыть по течению слов, понемногу скатываясь в сон. Между тем бард покончил с древностью и решил спеть о делах более близких.
