гематома. Возможно сотрясение. Дышит неправильно. Что под платьем? Рёбер — на одну пару меньше, чем у человека, зато ложных больше. Следов ампутации нет. Лёгкие не повреждены — уже хорошо. И хорошо, что больная не в сознании — проще правильно соединить обломки костей. Наложить повязки и шины. Очень интересно произвести дальнейший осмотр — но лишние шевеления при сотрясении мозга не показаны. Да и Глэдис присматривает, чтобы лекарь не мучил её новую девочку из чистого любопытства. Уж ей-то уход за ранеными не в новинку. Выход к беспокойной родне — хотя у них-то сегодня счастье: все живы. И даже прибавились.
— Оглушена. Перелом. Ушибы. Переутомление. Жить будет. Надо бы не ворошить, но у меня сейчас нет места. Придется нести к вам — и поосторожнее. Кстати, варвар её очень вовремя приложил. Боюсь, не потеряй Немайн сознание — умерла б в следующей схватке. Не от оружия врага. Сама по себе. От усталости. Так что — пусть полежит. Хотя бы недельку. Хотя — эта не усидит. Ну хоть напрягаться не давайте, занятие какое-нибудь полегче подберите. Следите, чтобы ела побольше.
И мэтр Амвросий наконец отправился спать.
К утру забытье Немайн перешло в глубокий сон. Заглянула Бриана, велела ни в коем случае не будить. Узнал бы Клирик — убил бы. Ему пришлось заново пережить во сне эпизод, который всегда хотелось забыть. Клирик всегда ненавидел свои немногие поражения — а они были неизбежны при работе 'главного пожарника' корпорации. Слишком часто последний резерв вводили в дело тогда, когда о спасении ситуации речь вести уже не приходилось…
Дамбу должно было прорвать. Вода уже сочилась через основание, вымывая грунт. При первом взгляде Клирик отвёл ей до разрушения два часа, но — ошибся.
— Эвакуируйте рабочих.
— Но мы уже почти…
И ведь прав. Дизельные копры лупят, как тяжёлая артиллерия, вбивая опоры контрфорсов в потрескавшийся от суши грунт. Гравийное тело сформировано, и карьерные самосвалы вываливают песок на вторую линию борьбы с наводнением. Стальные и деревянные щиты подпирают эту массу. Но без контрфорсов всё рухнет под первым же натиском водяной стены. Чтобы закончить контрфорсы, нужен час. А внешняя дамба сдохнет через пятнадцать минут.
И это не простое 'нет спасения — нет вознаграждения' — вместе с рудником клиента придётся бросить собственное оборудование.
— У нас есть вертолёты.
— Пусть прогреют двигатели. Первыми снимайте людей с участков шесть-альфа, шесть-браво, пять- зулу. Там точно не успеть.
— Мои люди согласны рискнуть.
И когда он успел их спросить? Не важно.
— Речь не о риске. И припомните сумму неустойки на случай оспаривания моих рекомендаций.
— Дело не в этом. Рудник продолжает добычу.
Этого не должно быть — Клирик знал точно. Даже помнил, как было — не во сне: падающая плотина, прыгающие оранжевыми пингвинами в потоке «Катерпиллеры», над головой — неслышный на фоне катастрофы вертолётный винт. Полтора миллиарда убытков — и ни одного погибшего. Но — сон внёс поправки.
Струи, текущие сквозь дамбу, превратились в фонтаны. Паводок обеспеченности в одну десятую процента. Если попросту — такое бывает раз в тысячу лет. Катастрофа — только не такая быстрая, как землетрясение.
— Почему не эвакуирован?
— Собирались. Но, когда узнали, кого прислали главой аварийной миссии… У вас репутация волшебника.
— Но не бога. Снимайте людей с групп участков пять, шесть, два. Вношу небольшое изменение — мы с вами остаемся здесь до конца. И попробуйте вытащить из-под земли столько людей, сколько успеете.
— Зачем?
— Вдруг дамба простоит дольше, чем должна бы… И ещё — приказываю заложить заряды подрыва в сегменты четыре, семь, десять, пятнадцать.
Грохот, визг, пыль закрывает палящее солнце. Сухо… Пока. Купить время… Допустим, новую дамбу рассмотрим как временную.
— Приказываю подпереть тело плотины самосвалами с полной загрузкой. Водителей — эвакуировать по исполнении приказа.
Может быть, это приостановит её гибель. Идея, конечно, бредовая. Минуты. Фонтаны превращаются в реки.
— Общая эвакуация. Что с рудником?
— Не успеваем…
Реки вырывают куски из тела старой дамбы. Разлив не остановить. Но — хотя бы удар? Стена воды рвётся вперёд. Впрочем, передовой волнобой, хоть и импровизированный, существует. И почти достроен. Бурая волна качается, словно подрубленная. За спиной шум винтов последних машин. Упала! Начала расти вновь, но поздно, поздно — давление нарастает пусть и рывками, но не одним титаническим ударом. Плотина держит. Пока. Высота водного слоя перед запрудой нарастает.
Поворот рукоятки — и единственный готовый до конца сегмент взлетает на воздух. Между крепкими подпорами — которые не дали ворвавшемуся потоку разворотить всё тело плотины.
Теперь высота слоя воды перед плотиной нарастала медленнее. И всё-таки слишком быстро. Пришлось поднять на воздух ещё три сегмента. Все разом — пока не оборвало провода.
Надежда не оправдалась — недостроенные контрфорсы динамической нагрузки не выдержали. Плотина рухнула по всей длине — и ревущая волна, недовольная тем, что её посмели задержать, обрушилась на диспетчерскую рубку, хрустально брызнули стёкла…
Но Немайн хотя бы лежала себе пластом, и никаких особых забот от приемного отца не требовала. Зато под вечер в заезжий дом изволил заявиться сэр Кэррадок. Спросил пива, примостился у стойки и начал сверлить Дэффида хмурым взглядом исподлобья.
— Глазом дырку на мне не протрешь, — заметил Дэффид, — пробовали и чем посерьезнее — не получалось.
— Мне надо перед ней извиниться.
Перед кем — объяснять не стал. И так было ясно.
— За что?
— Сам не знаю. Вру. Знаю… Только быстро надо. Пусть снимет! Амвросий себе смеется… Ну так он врач, а не колдун.
— А теперь тихо. И понятно.
Рыцарь взвился.
— А мне понятно, да? Мне понятно? Если лицо твоей сиды перед глазами — всё время? Я вот тебя сейчас через неё вижу, понятно теперь? И жалко её очень и еще что-то. Не знаю. Позови, а?
— Так спит же! И Амвросий велел не будить.
Кэррадок потух и уткнулся в кружку.
— Спит, — пробормотал, — спит. А если это нужно быстро снимать? Вон, Кейра твоего после отвара травного не смогли отворотить. А тут сила богини.
— Так ты что, влюбился в Немайн, что ли? — улыбнулся Дэффид. Но рыцарь остался мрачен.
— Я не влюбился — я одержим, — сообщил он, — и я знаю, что говорю. На мне с детства лежит сидовское проклятие. Я обычно молчу о нём, но из-за него на меня упало второе! Я не виноват, что не рассмотрел нашу расцветку. Видишь ли… Я не различаю цвета. Точнее, различаю, но совсем другие. И если бы они просто перепутались! Привык бы называть синий жёлтым, и всё. Наверное, и не знал бы о проклятии. Но меня заговорили хитрей! Например, для всех красный и зелёный — два разных цвета. Для меня — один! И голубой я путаю с розовым… Сам знаешь — стоит человеку увидеть сиду — и он пропал. Просто увидеть. Немайн, верно, закрывается, образ свой корёжит. А я увидел — настоящую.
— Постой, постой. Её много видел. Весь город. Да и в холмах многие…
— Именно. Видели… Слышал, как сиду женщины за глаза честили до вчера? 'Закат над рекой'.
