что я зара...
И тут Лена прервалась на полуслове. Ее лицо словно окаменело. Она выпрямилась, застыла на сиденье и стала похожа на прежнюю Лжедмитриевну. Но застывшее лицо был напряженным, словно она вслушивалась во что-то, как тогда, ночью, перед переправой.
– Что с вами, Лена? – спросил Алексей Палыч.
– Подождите, – коротко бросила Лена.
Алексей Палыч в удивлении минуту промолчал, переглянулся с Борисом, как бы проверяя, видит ли его ученик то же самое, что и он. Борис пожал плечами. Он по-прежнему не ждал от Лены ничего хорошего.
– Елена Дмитриевна... – начал Алексей Палыч, но его прервали.
– Помолчите же!
У Алексея Палыча промелькнула догадка, совершенно справедливая, как скоро и оказалось. Постепенно лицо Лены утратило напряженность, но на нем появилась растерянность, недоумение, даже что-то вроде обиды, – в общем, кое-что из набора чувств, в которых так нуждалась ее упорядоченная планета.
– Другого я и не ждала, – сказала Лена.
– Будут еще неожиданности? – спросил Алексей Палыч.
– Ну, первое для меня не такая уж неожиданность... А второе... Ладно, это мое дело. А вы, Алексей Палыч, можете не беспокоиться, что подумают о вас ребята. Их уже нет.
Алексей Палыч похолодел.
– Как нет?
– Так. Не существует.
Алексей Палыч вскочил.
– Боря, оставайся на месте! – приказал он и бросился в другой вагон.
В вагоне ребят не оказалось. По проходу метался растерянный Веник и выл, словно катер в тумане. Увидев и учуяв Алексея Палыча, он бросился к нему.
"Ай, ай, ай!" – жалобно закричал Веник.
Алексей Палыч рванул дверь в тамбур. В соседнем, хвостовом вагоне ребят тоже не было. Алексей Палыч вернулся в вагон. За ним, преодолев страх перед грохотом и лязгом переходной площадки, проник Веник.
– Куда вы их дели?! – заорал Алексей Палыч. – Отвечайте немедленно, или я из вас душу вытрясу!
– Успокойтесь, Алексей Палыч, – сказала Лена. – Никуда они не делись. Ведь не могли они выпрыгнуть на ходу.
"Да, – подумал Алексей Палыч, – через наш вагон они не проходили, остановок не было."
– Дело в том, что ребят вообще не было.
– Дальше! – прорычал Алексей Палыч, у которого впервые в жизни прорезался бас.
– Ребят не было в том смысле... В общем, так: вы подозревали, что я – машина, а машинами были они. Машинами не в вашем, а в нашем понимании. Можете считать, что они – иллюзии.
– Так это иллюзии съедали каждое утро по котелку каши?! Это они построили плот?! Они мокли под дождем и выпили два ведра молока?!
– Это элементарно, – улыбнулась Елена. – Я немного неточно выразилась. Скажем, не иллюзии, а копии, модели... Не ваши модели, а наши, не молекулярные копии, а поля, которым можно придавать самые различные свойства. Но абсолютно точные копии; вплоть до внешности, характеров и даже – запаха.
Алексей Палыч удивился не слишком. Его заинтересовала другая сторона дела.
– Значит, вы нас все время обманывали?
– Я сама об этом узнала случайно. Помните ночь накануне переправы? Я случайно услышала информацию, которая предназначалась не мне. Я узнала, что ребята – копии.
– Почему вы сразу мне не сказали?
– А вы бы мне поверили?
– Нет, – отрезал Алексей Палыч.
– И я так подумала. Но я тогда же решила вывести вас и Борю из леса. И еще я подумала: даже если вы поверите... Никому легче не станет, вам будет тяжелее, а я останусь без вашей помощи.
– Все это очень складно. Но если есть копии, то должны быть и оригиналы. И я не успокоюсь, пока их не увижу!
– Вы их уже видели там, в школе. Где-то по дороге на вокзал их подменили. И мне даже не сообщили об этом. У нас считается, что наблюдатель должен знать как можно меньше: тогда наблюдения не загрязняются излишней информацией.
– Это я уже слышал, – сказал Алексей Палыч раздраженно. – А нас, случайно, не подменили?
Лена восприняла эти слова совершенно серьезно.
– Вас – нет. Никто не имеет права к вам даже прикасаться.
– Шесть дней блужданий по лесу... – сказал Алексей Палыч. Розыски, которые уже наверняка устроили наши близкие, – это называется "не прикасаться"?
– Да. Мне вы можете не верить... Потерпите полчаса, до Города. На вокзале вы все узнаете. Мне сейчас сообщили, теперь я знаю... Но лучше будет, если вы сами...
– Тогда, – сказал Алексей Палыч, – я вообще не понимаю, для чего вся эта карусель и над кем велись наблюдения.
– Над вами, – сказала Лена таким тоном, словно это разумелось само собой. – И над Борей. Так было задумано с самого начала.
– Но об этом-то вы знали? Почему не сказали сразу?
– Вы много от меня хотите. Тогда я была не ваша, а наша.
– А сейчас?
– Сейчас?.. – Лена улыбнулась достаточно грустно для того, чтобы понять, что ей было не слишком весело, но и достаточно для того, чтобы Алексей Палыч отметил, что за последние сутки она научилась улыбаться. – Сейчас я сама не знаю...
– А если бы все сложилось иначе? Я мог не поехать в Город... не пойти с вами... не пустить Бориса, наконец.
– Тогда меня бы отозвали. Провели эксперимент с кем-то другим. Но Совет решил, что вы с Борей идеальные кандидатуры. И что вы пойдете.
Может быть, Елена умышленно льстила, чтобы чуть-чуть загладить свои провинности. Но Алексей Палыч, которого жизнь не баловала ни премиями, ни наградами, ощутил в груди приятную теплоту.
– Мы с Борей далеко не идеальные люди, – попытался он смягчить похвалу, за что и был немедленно перенесен из теплой воды в холодную.
– Идеальные своим несовершенством, – пояснила Елена.
– Гм, – сказал Алексей Палыч и обратился к Борису: – А ты что об этом думаешь?
– Строителей, четыре, сорок четыре... – сказал Борис.
– Это еще что?
– Мартышкин адрес.
– Она живет по этому адресу, можешь не сомневаться, – сказала Елена, – только настоящая. Можешь ее навестить...
– Делать мне больше нечего, – сказал Борис. – А ты, наверное, врешь, что не знала...
– Честное слово! – сказала Елена.
Борис усмехнулся.
– Честное... Мазь ты украла?
– Я.
– А спички, а карту?
– Тоже я.
– Какое же у тебя может быть честное слово?
– Это было в моей программе с самого начала. Не я придумывала. Ты знаешь, Боря, сколько было
