– Здравствуйте, – сказал он, входя в кабинет.
Человек за столом поднял голову.
Странно, но Валентину вдруг показалось, что он когда-то видел этого человека. Может, мимоходом, но видел. Круглое приветливое лицо, короткий спортивный ежик, серые глаза, полные внимания и понимания… Было, было в этом что-то знакомое…
– Я, собственно, искал администратора.
Директор кивнул:
– Я так и понял. Вы…
– Я Кудимов.
– Да, да… – в серых глазах директора что-то дрогнуло и Валентин, наконец, узнал его.
Судьба.
У всех, кажется, судьба сложилась не так, как думалось.
Бывший удачливый лейтенант госбезопасности Серега Кудимов умер, не воспользовавшись найденным им секретом долголетия, он, Валентин Кудимов, бывший неоднократный чемпион мира по греко-римской борьбе, не стал в свое время олимпийским чемпионом, а бывший шеф Сереги, полковник госбезопасности Шадрин, тоже, кажется, не сделал карьеру…
Или директор крематория теперь величина?
Наплевать.
Со всем этим покончено.
Так… Случайная встреча… Когда-то человек, сидящий сейчас за рабочим столом, вербовал Валентина в сексоты… Не получилось… Ну и ладно… Забыли… Пропали в прошлом олимпийские игры, исчезла навсегда Тоня… Все!.. Забыли, проехали…
Валентин действительно не чувствовал ни обиды, ни злорадства.
Олимпийские игры… Тоня…
Было ли это все на самом деле?…
Он усмехнулся.
Было.
Иначе он не узнал бы полковника госбезопасности Шадрина.
Видимо, бывшего полковника, поправил он себя. После путча многое перемешалось. Крематорий для бывшего полковника госбезопасности, может, это и не так уж плохо. В конце концов, не кочегар, не дворник, не бомж, не просто незаметный чиновник, а директор все-таки! Пусть и крематория. И чего тут, собственно, такого? Каждому свое. Бывший чемпион мира Валентин Кудимов – при провинциальном техникуме, а бывший полковник госбезопасности – при крематории… Оказывается, и так бывает…
Спросить его: где Тоня? Куда они отправили Тоню?
Зачем?
Теперь не все ли равно?
Важны не воспоминания. Важно, как воспоминания отражаются на тебе сейчас. Он, Валентин, не хотел сейчас никаких воспоминаний. Что было, то ушло. Татьяна права. Надо забирать урну и уезжать. Незачем ворошить прошлое, в каких бы лицах оно вдруг ни предстало перед тобой. Надо забирать урну и мотать из Питера. Слишком много неожиданных встреч.
– Э-э-э… – протянул бывший полковник. Непонятно, узнал он Валентина или нет. – Э-э-э… Вы правильно сделали, что зашли… У нас работники сейчас на выездах, но мы что-нибудь придумаем…
И нажал кнопку, вмонтированную под столешницей.
Валентин усмехнулся, самым уголком губ.
У большинства начальников подобного уровня вмонтирована под столешницу кнопка.
Показатель уровня.
Ну и самоутверждение, само собой.
Решил: встречу сегодня Куделькина и уеду вместе с ним. Сегодня же уеду из Питера. Заберу с собой в Лодыгино Джона, там и похороним с ним Серегу. Дома, под березками. Конечно, Серега мечтал пожить в тени баобабов, но баобабы в Лодыгино не растут. Смирится, наверное, Серега, с отечественным вариантом.
Почему-то Валентину в голову не пришло, что милиция может взять его на вокзале. Да и в Ладыгино никуда он не денется от милиции.
В кабинет без стука вошел жилистый сутуловатый мужик в синем казенном халате, подвязанном ремешком. Из-под халата нелепо торчали обтрепанные отечественные джинсы, на ногах кожаные тапочки. Совсем домашний вид, отметил про себя Валентин. Только нос приплюснут да чуть свернут на бок, и ушам, кажется, не мало досталось в свое время. По ушам сразу можно понять, что прежнюю жизнь мужик провел не в монастыре. Голос вошедшего, правда, прозвучал смиренно:
– Вызывали, Николай Петрович?
Директор кивнул:
– Вызывал, вызывал, Виктор Сергеевич… Ты, значит, сейчас проводи человека вниз, к Гуськову, и выдай, что надо…
Он на секунду замялся:
– Ну, сам знаешь…
– Так нет же Гуся, Николай Петрович… Я же вам докладывал, нет Гуся…
– Не Гуся, Виктор Сергеевич, а Гуськова. Тем более, при посторонних. Где уважение к товарищам по работе?
– Так я ж, Николай Петрович…
– Ступай, ступай!.. Ступай, помоги человеку.
– Да я что? Я в момент! – Виктор Сергеевич притих и без суеты посторонился, пропуская Валентина в дверь. – Я все сделаю.
– Виктор Сергеевич, – остановил его директор крематория. – Задержитесь на минутку.
В приемной все так же охорашивалась перед зеркалом равнодушная блонда. За черной дверью негромко забубнили голоса, откуда-то вновь наплыла далекая музыка. Впрочем, ни к музыке, ни к голосам Валентин не успел прислушаться. Появился Виктор Сергеевич, кивнул деловито:
– Идем.
Тоска…
Сегодня же улечу, окончательно решил Валентин.
Фикусы в кадках.
Раньше Валентин считал, что фикусы в кадках можно увидеть только в провинциальных ресторанах, но, оказывается, такие все еще произрастают в отечественных крематориях.
Забавно…
Хотя ничего такого особо забавного ни в деревянных кадках, ни в пыльных фикусах, торчавших в мрачноватом коридоре, Валентин не увидел.
Забавнее было другое. Узнал его бывший полковник госбезопасности или нет?… Узнал, конечно. Не мог не узнать. И фамилию прекрасно знает. И Серегу знал, мог не раз слышать от него о старшем брате… С чем, с чем, но с памятью у таких людей, как Николай Петрович, проблем не бывает, поскольку они вынуждены помнить многое… Дрогнуло, дрогнуло что-то такое в глазах бывшего полковника. Не мог он его не узнать… А может даже, слышал вчерашнюю передачу…
Конечно, он, Валентин, был в свое время в сетях полковника вовсе не главной рыбой, и все же…
Нет, не мог он не узнать меня.
Фикусы.
Фикусы в деревянных кадках.
Они неторопливо спускались по узкой винтовой лестнице, металлические ступени так и прогибались под тяжелыми телами – ни Валентин, ни Виктор Сергеевич не сошли бы за легковесов.
Служебный ход.
Где-то рядом в невидимых трубах, упрятанных под сухую штукатурку, булькала вода, вдруг почему-то шумно срываясь куда-то вниз. Так же шумно гнала теплый воздух по коридору принудительная вентиляция, занося время от времени даже сюда сумеречные обрывки траурной музыки.
Тоска.
– Осторожней, – предупредил Виктор Сергеевич, пропуская Валентина в узкий и низкий бетонный переход. – Мы вообще-то в техчасть не пускаем посторонних, но сегодня Гуся нет, а Николай Петрович приказал…
Валентин не ответил.
Громыхнув металлической дверью, тяжеленной, как в бомбоубежище, они вошли в мрачноватое высокое помещение.
И впрямь бомбоубежище.
Безрадостные серые стены, такие же безрадостные деревянные стеллажи, кое-где закрытые серыми поцарапанными навесными дверцами из темной жести, а посреди сумрачного помещения невысокий бетонный подиум с двумя уходящими к потолку маслянисто поблескивающими поршнями.
Подъемник, наверное.
Валентин попытался разглядеть люк в потолке, но ничего такого не увидел. Что там увидишь в паутине и в сумраке?
И, наконец, ширма.
Высокая безрадостная ширма, прихотливо развернутая в дальнем краю помещения. Может, за ширмой прятались печи или служебный подход к ним. Валентин этого не знал.
Правда, этой дорогой уже прошел его младший брат…
В двух шагах от бетонного подиума стоял нелепый крепкий стол, сколоченный из неокрашенных досок, и такой же крепкий, явно рассчитанный на тяжелого
