Глава 19
И опять что-то было не так. В купе начали пьянствовать, и Максим вышел в коридор. Он мог бы сейчас, как минимум, усыпить эту компанию. Мог бы. Он мог бы… Вот, что скребёт по душе. Срочные дела. Да, конечно. Но вот попросила девчонка, и ты вернулся, попросился мужик - и ты… опять же. А те, кто не просил? Кто уже не может или не знает? Вот и получается, что… Что? Вернуться надо, вот что.
Максим поселился в местной гостинице. К молодёжи возвращаться не хотелось - у них своя жизнь, свои заботы. И с утра он вновь был в хосписе. А здесь за это время умер ещё один пациент. И сейчас лежал в коридоре, с умиротворённой улыбкой на лице, ожидая путешествия в морг и затем, через трубу крематория - в вечность. Такие "ничейные дедушки" уходили в небытие именно так. Максим остановился у каталки. А ведь он мог. Мог! Проспал. На что, на чистую простынь купился? Ведь если бы он был здесь, он почувствовал бы… Почувствовал… Он сосредоточился и послал свой зов уходящему. И тот отозвался. Тихим добрым эхом. Так надо. Просто пора. Всё правильно. Прощай, добрый внучек.
Санитарки уже повезли, было, тело на выход, когда Максим рванулся в кабинет заведующей этим скорбным учреждением.
- Не смейте его сжигать!
- Здравствуйте, молодой человек. Присаживайтесь. И более спокойно - о ваших проблемах.
Наш герой согласился, присел на стул возле стола заведующей, мельком осмотрелся. Кабинетик, как кабинетик. И заведующая, как заведующая. Молодящаяся тётка руководящего состава. Лет сорок, да? Ай, поймёшь этих женщин!
- Здравствуйте. Здесь у вас умер ваш… пациент.
- Да, Никонорович. Славный был старик. Ветеран.
- Скажите, а… тем более ветеран… может, его по-людски похоронить?
- Я тоже не сторонница огненного погребения…, - заведующая, взглянув на ожоги посетителя, поперхнулась, отвела глаза. - Но вы знаете, сколько стоит сейчас просто похоронить человека? И за счёт бюджета это уже не проходит. А вы родственник?
- Нет, но я готов заплатить! Сколько? А кому? А нельзя так - я оставлю, а вы уже эту проплату утрясёте? Тогда я сейчас же за деньгами! Вы пока тормозните всё это, пожалуйста!
Максим выскочил из кабинета и кинулся к троллейбусной остановке. Деньги оставались в гостинице. Паспорт тоже. Выписаться и теперь не выходить из хосписа, пока всех не поставит на ноги! Никаких гостей! Никаких ванн! Всё - потом. Такой славный дед! Расстроенный, погружённый в свои мысли юноша долго не обращал внимания на трясущего его за рукав контролёра. Наконец, Максим оторвался от самобичевания и вернулся к реальности. Он вопросительно взглянул на пристающего к нему человека. Честное слово, юноша не хотел ничего такого, просто был недоволен тем, что его отвлекают. Но с лица мытаря мгновенно сполз охотничий азарт. Словно увидев некое откровение, он перекрестился, бросил на пол сумку, отцепил свой беджик, пнул всё это ногой и шепча: "Верить надо людям, верить…" побрёл выходу. Уже в дверях пассажиры силком впихнули ему сумку с собранными штрафами.
Столь неожиданный съезд с катушек представителя нелюбимого народом ведомства породил весёлое оживление в троллейбусе.
- Эй, мужик, как это ты его убедил, что людям верить надо? - поинтересовался у Максима кто-то из них.
- Он сам додумался, - ответил юноша. Спохватившись, он тоже начал пробираться к выходу.
Денег хватило в обрез. Но Макс, не задумываясь, выложил всё.
- Но зачем это вам? - поинтересовалась заведующая. - И вы это к нему приходили? Я видела вас мельком. Нет… вроде к тому пареньку, который… к поэту, правильно?
- Я всё- таки виноват перед ним. Не успел… Пусть хоть так помогу.
- Ему уже никто не смог бы помочь. Когда человек устал жить…
- Устал? - поднял глаза на заведующую Максим.
А женщина, глядя не него серьёзным, всё понимающим взглядом, кивнула и продолжала.
- Вот тот парнишка. Поэт. Да, ему жить и жить. И к нему пришло чудо. И рядом с ним лежавший. Со спецслужб. Видимо, не всё ещё сделал. Цеплялся за жизнь. И чудо пришло к нему. Вскрытие показало. И что он затем… Значит - свою задачу выполнил. А вот теперь… Слушайте, молодой человек, слушайте! Вот- вот умрут ещё две женщины. Одна из них - беспробудная пьяница. В своё время у неё судом отобрали детей - погибли бы. Да, а один едва и не погиб - бросила новорожденного в мусорный контейнер. Зимой. За это отсидела. Потом - за уклонение от оплаты алиментов. Потом - за мелкие кражи. Потом - убила по пьянке сожителя. В общем до старости. И потом в приюте - вечные проблемы с её пьянством. Вторая - артистка районного масштаба. Бездарь. Но ещё в юности была… любовницей здешнего руководителя. Сейчас он ого- го где. Поэтому и держалась. Знали бы вы, скольких она молодых артисток сожрала. Потом… прогрессирующий склероз. Запиралась в квартире, никуда не выходила, только смотрела сериалы, а в перерывах якобы что-то репетировала… Вот - и у неё улучшение.
- Зачем вы всё это рассказываете мне?
- Теперь Никанорович. Славный добрый старик. Девяносто лет, представляете? И почти до последнего ещё ходил… Только куда? Склероз жутчайший. Уже не находил слов для простейших предметов - тарелка, вилка стул, - всё называл "это". Имён не запоминал вообще. Меня, кстати Марина Алексеевна зовут. А вас?
- Максим. Скажите, а…
- Подождите! - как-то мягко повела рукой заведующая, и Макс невольно обратил внимание на узкую ладонь с длинными пальчиками. " С такими пальцами на скрипке хорошо… или рояле…," - подумалось ему.
- Так вот, вы говорили, что не успели чем-то помочь ветерану. Не терзайтесь. Такое у нас заведение. Вот, к примеру, я с болью смотрю, как угасает ещё один талантливый мужчина. Конструктор чего-то. Только на лоб посмотреть! Или женщина из восьмой… Тоже долгая история. И вот я думаю, почему? Почему чудеса обходят их и касаются тех, кто или недостоин жить дальше, или уже отжил своё?
- А вы сможете рассудить, кому жить, а кому умирать? - прищурил глаза Максим.
- Если надо будет - смогу! - твёрдо ответила женщина. - Если поможет - на колени стану вымаливать жизнь для достойных.
- Значит, для недостойных…
- Да. Ещё Христос сказал как-то: "Мои чудеса не для собак!"
- Ну почему же? - улыбнулся он, вспомнив вдруг рыжего Кузьму и отважного Артура. - Порой и собаки нуждаются. И, кроме того, Христос только сказал, а что сделал потом?
- И всё же… Пойдёмте, я покажу вам, за кого бы я просила.
- Откуда вы знаете? - уже напрямик спросил Максим.
- Исцеление у нас здесь - не такой уж обычный случай. И хотя многие из персонала почему- то ничего не слышали и не видели, но… Наверное, время на всех не хватало? Да и молодёжь сейчас болтливая. Пойдёмте? - она встала из-за стола. Да-а. Конечно, если ещё не прятать это всё в такой одежде… Но хоспис же!
- Я бы сама пришла к вам сегодня. Просить за других. Жаль, если не дождутся. Пойдёмте, покажу.
- Но я ещё вчера уехал!
- Но вы сегодня и вернулись! Вы бы и не смогли бросить этих несчастных правда?
Максим пожал плечами. Почти ведь смог.
Конструктор ещё не смирился, и в периоды прояснения сознания, глядя в окно, тихонько всхлипывал. Женщина сейчас была без сознания.
- Талантливейшая скрипачка, - прошептала заведующая. Прошептала потому, что рядом с ней, в позе горького, но уже покорного отчаяния застыл старый-старый мужчина.
- А он - наш великий органист. Отец.
- Послушайте, объясните мне вот что, - поинтересовался Максим, когда они вышли в коридор. - Какая-то аномалия. Поэт, конструктор, артистка, скрипачка - и все у вас? Мор какой-то на талантливых людей?
