утрачивая прежние мощные, немного давящие очертания. Ирка поняла, что шлем подстраивается к новой хозяйке. Поняла, что он ждет ее.

Чувствуя, как дрожат пальцы, Ирка взяла шлем и надела поверх войлочного подшлемника. На это ее знаний хватило. Шлем без подшлемника надевают либо обладатели от природы мягких голов, либо лихие авторы фэнтези, мужественные герои которых натягивают с утра доспехи поверх семейных трусов и, нацепив уздечку, позевывая, ведут прогуливать по лугу поскуливающего от нетерпения боевого коня, который уже заранее нацеливается многоопытным лиловым глазом на раскидистый кустик.

Едва стреловидный выступ соприкоснулся с центром Иркиного лба, она вновь ощутила живой согревающий жар, который возник у нее в миг, когда она познала тайны земли и воды. Привычный мир треснул, точно скорлупа яйца, снаружи которого оказалось что-то несоизмеримо огромное. Сознание оказалось не в силах сразу заполнить такой объем.

Ирка закричала. То, что она испытала, было сродни чувству человека, который считал, что он один в темной и мрачной комнате с паутиной. Все плохо и безотрадно. И вдруг вспыхивают прожектора, и он видит, что стоит на арене цирка, полного смеющихся людей. То же, что прежде казалось серой реальностью, оказалось смешной фанерной декорацией, которую довольно было толкнуть ладонью, чтобы она опрокинулась.

Ощутив, что на лоб упали волосы, Ирка нетерпеливо отбросила их и внезапно поняла, что шлема на голове уже нет. Соскочил? Ерунда, не могло такого быть. Искать его глазами на полу она не стала. Ее не покидало ощущение, что крылатый шлем валькирии остался и не покинет ее, даже если придется ласточкой нырнуть в водопад. Есть вещи, которые потерять невозможно. Можно их только предать, изменив своему назначению.

Лишь одного Ирка сделать пока не решалась: взглянуть на ноги. Двигать ими она не пыталась, хотя и ощущала странное, незнакомое покалывание в ступнях.

«И долго ты будешь трусить? Вставай и иди, дрянь! Не можешь идти – ползи! » – подумала она и, закрыв глаза, попыталась шевельнуть большим пальцем. Шевельнула и так и не поняла: получилось у нее или нет – так велик был страх неудачи. Пот, холодный как вчерашний бульон, заливал лицо.

«Ну же! Ну! Так и будем лежать и ждать, пока Бабаня вернется и погрузит нас на колясочку? Вперед! Двигайся, дохлая лошадь!»

Рассердившись на себя, ненавидя ощущение страха как таковое, Ирка повернулась, с привычным недоверием уставилась на ноги и… вместо того, чтобы обрадоваться, помрачнела, заподозрив подвох.

Если прежде ее ноги напоминали обтянутые кожей кости скелета, то эти могли бы принадлежать модели. Сильные, ровные, смуглые. Идеальной формы колено. Бедро бегуньи или танцовщицы. Голень мускулистая, но не чрезмерно. Красивая стопа. Послушные новые ноги, которые станут повиноваться любому желанию. Бегать, плавать, без отдыха занесут хоть на девятый этаж. Будут сводить с ума, привлекать взгляды…

Ирке внезапно захотелось заплакать. Устроить истерику в духе театра драмы. Швырнуть что-нибудь в стекло кухни, чтобы оно брызнуло осколками, острыми, как обида, режущими, как разочарование. Что- нибудь в меру тяжелое, чтобы перед ударом в стекло оно успело описать в воздухе красивую дугу.

Она ощущала себя ребенком, который без разрешения заскочил в магазин игрушек, взял дорогую куклу и вертит ее в руках, зная, что сейчас прозвучит строгий голос и придется положить ее на место.

– Вот ты где? Хочешь, чтобы я всюду тебя искала? Я с тобой на улице поговорю!

Но секунды томительно текли, а грозный голос все не звучал. Старые мертвые ноги тоже не возвращались.

Ирка встала, пошатываясь. Встала и удивилась, что навык этого движения не позабыт и не утрачен. Сделала шаг, другой. Квартира показалась ей маленькой, непривычной, давящей. Дважды она в тревоге вскидывала голову, пока не поняла, в чем причина: она опасалась удариться о потолок. Она привыкла видеть квартиру с коляски или с кровати, и ощущение объема у нее осталось прежним, приниженным, колясочно-кроватным.

Ирка сжала и разжала пальцы. Они остались прежними, но на деле неуловимо изменились. Запас сил, который она чувствовала, не был запасом силы смертного. Ирка поняла вдруг, что стоило ей пожелать и она продавила бы стену дома ладонью, точно бумажную. Она ощутила ток крови – багровой, пьянящей, как красное вино. Свежие весенние силы бурлили в ней и рвались наружу.

Память прошлых воплощений, дремлющих магических умений захлестнула ее, но Ирка заставила память отступить, затаиться. Она почувствовала, что это знание пока опасно, так как может затопить ее собственное, пока не окрепшее сознание.

Ирка ощутила острый укол любопытства. Обойдя коляску, она вошла в ванную и сразу, не позволяя себе новых колебаний, посмотрела в зеркало.

Из забрызганного зубной пастой зеркала – Бабаня всегда чистила зубы с тем рвением, с которым оттирают кастрюли с пригоревшей пищей – на нее смотрело красивое юное лицо. Ирка и узнавала и не узнавала себя. Да, это была она. Но одновременно и не она. Разница между прошлым и нынешним ее обликом была так велика, словно картину посредственного художника поправил гений. Все осталось как будто прежним – нос, лицо, волосы, но девушка в зеркале была иной.

Долго, очень долго Ирка разглядывала себя. Когда же каждая черта запечатлелась в памяти, она, подчиняясь неожиданному порыву, прищурилась и изменившимся зрением увидела лебедя и белую волчицу. Не тех, что умирали на ее глазах на кухонном полу, других, собственных, вобравших неуловимо черты самой Ирки.

И Ирка поняла, что в любое мгновение по первому желанию она сможет стать лебедем или волчицей. Однако пока она медлила, зная, что время еще не настало.

– Я валькирия! Лебединая дева. Дева-воительница! – крикнула Ирка в полный голос. Страх, что все может исчезнуть, улетучился. Все было незыблемо.

Зеркало брызнуло осколками. Некоторые прыгали в сток воды, другие – на пол. Ирка виновато посмотрела на покосившуюся деревянную раму.

– Извини, зеркало! Я просто дурында! Я забыла, что ты знало меня прежней! – сказала она и, перешагнув через осколки, вернулась в комнату. На мониторе компьютера, продолжавшем жить своей жизнью, вспыхивали новые строчки.

Anika-voin: Эй, Rikka, ответь! Тебя убили или не убили? Что там за бомж торчал на кухне?

Miu-miu: Ты чего, больной? Как она тебе ответит, если ее правда грохнули?

Anika-voin: Но должен же я знать, когда мне нужно будет переживать! Я, может, уже рыдаю. У меня пальцы, может, мимо клавиатуры уже пролетают?

Miu-miu: Испарись, ничтожество!

Anika-voin: Остынь!

Ирка подвинула клавиатуру и, одними заглавными буквами решительно напечатав несколько слов, отослала.

Rikka: Я ЕСТЬ, НО МЕНЯ НЕТ. ЖИЗНЬ СОЗДАЛА НОВЫЙ ФАЙЛ!

Не дожидаясь, пока ее виртуальные собеседники осмыслят написанное и забегают пальцами по клавишам, Ирка выключила компьютер, а следом за ним и ноутбук. Зеленая лампочка ноутбука долго не погасала от удивления. Но, наконец, погасла. Иллюзорная жизнь закончилась.

Глава 3

Три – это два с грустно опущенным песьим хвостиком

Пару лет назад это было. Вологда. Пьяное мартовское солнце. Бесконечная агония зимы. Воскресенский собор. Нижние ступени обледенели, лед желтоватый, слежавшийся, со шрамами от ударов лома, с вмерзшим песком. Вздорный воробей пытается искупаться в луже, прыгает и – катится грудью по тонкой корочке.

У собора толчется Витька-юродивый. Мятое опухшее лицо, мшистые брови, борода до глаз,

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

2

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату