неутомимая в злобе, томится за Жуткими Воротами. А знаешь что там, за Жуткими Воротами?
– Хаос? – неуверенно предположил Мефодий.
– Точно. Хаос изначально ничейная территория. Он не принадлежит ни свету, ни мраку. Там, где существует хаос, нет ни того, ни другого. Именно в хаос заточили опасную часть души Кводнона стражи света и приставили к нему надежную охрану. Хаос не Тартар. Вернуться из хаоса невозможно. Но Кводнон ухитрился проделать в защите Ворот брешь, изменив начертание руны, и выпустить наружу малую часть своего дыхания. Скорее всего она сформирована в отдельную личность. Личность – мы зовем ее посланец – способна занять тело и существовать в нем незаметно для его владельца.
– Совсем незаметно? – спросил Мефодий.
– А почему нет? Своего рода зомбирование. Ты живешь будто по своей воле, но в определенные минуты у тебя отключает память. А когда приходишь в себя, то ничего не помнишь и не можешь понять, зачем ты залез, положим, на железнодорожный мост и повис над бездной на папиных подтяжках, – с удовольствием сказала Улита.
– Послушайте… А страж света, который охранял Квод… Он что, его совсем проворонил? – спросил Мефодий.
Арей веско посмотрел на него.
– Создания света никогда не останавливаются на полпути. Если до сих пор посланец Кводнона не перехвачен – это может означать только одно. Стража света, охранявшего Кводнона, больше нет. К тому же, сдается мне, охрану Кводнона поручили бы кому-нибудь рангом повыше простого стража. Вероятнее всего, валькирии. Защита этих существ почти абсолютна, а интуиция позволяет предвидеть любую опасность. Мне даже интересно, каким оружием их можно сразить? И как вообще удалось подобраться на расстояние удара?
Говоря это, Арей внимательно наблюдал за Мефодием.
– Так значит, того, кто охранял К… больше нет? – хрипло спросил Буслаев.
– Ну да. Убит. Вне всякого сомнения, – заметил мечник мрака.
Мефодий отвернулся. Испытывая свербящую тревогу, он пошел по приемной. Оставаться на месте он не мог, потому что знал, что не выдержит испытующего взгляда Арея. Делая вид, что разглядывает присланную из Канцелярии картину, он встал к Арею спиной и быстро, с тревогой покосился на свою руку. Окровавленный меч назойливо маячил у него в памяти.
В голосе Арея, когда он говорил об оружии, была явная ирония. Знал ли он? Или только догадывался? И какую роль сыграл в этом он, Мефодий? Все эти вопросы мокрой тряпкой стирали радость Мефодия, заставляли со страхом и недоверием относиться к себе.
– Поначалу посланец слаб, но, когда будет необходимо – он проявит себя, – беспощадно продолжал Арей. – А затем он выполнит свое предназначение. Партия будет сыграна.
– А в чем его предназначение? – спросил Мефодий.
Улита театрально закатила глаза. Не влезать в чужой разговор было выше ее сил.
– Ну ты и спросишь тоже… Оно, конечно, я девушка приятная во многих отношениях, интеллектуально подкованная, морально упитанная, с тридцатью килограммами лишних витаминов на талии. Молодые люди дохнут у меня от любви быстрее, чем я успеваю сказать «да». Кроме того, я умею брать кровь из пальца и печатать на машинке. Но, несмотря на все мои достоинства, Кводнон как-то забыл отчитаться мне, чего он хочет от посланца.
Мефодий повернулся к Арею. Тот легким пожатием плеч показал, что тоже представления не имеет, чего добивается Кводнон. Если же и догадывается, то не намерен это обсуждать.
– Как-то не похоже, чтобы мрак был рад посланцу Кво… Казалось бы, радости должно быть выше крыши! Ан нет! – сказал Мефодий.
Улита хмыкнула.
– Это ты точно подметил. Расклад, при котором Кводнон заточен за Жуткими Воротами, устраивает и свет, и мрак, – сказала она.
– Но почему?
– Видишь ли, Кводнон – будь он трижды славен и прочие дифирамбы в том же духе – был порядочная сволочь. Он него страдали не только стражи света. Бей своих, чтобы чужие боялись… Процветали только такие пигмеи духа, как наш дорогой…
Тухломон заинтересованно заморгал, готовый собирать компромат на своих работодателей в черепную коробочку и раскладывать его там по полочкам.
– …как наш дорогой Тухломоша, – показав ему язык, закончила Улита. – В общем, в той или иной мере были довольны и те, и другие. И все с большой озабоченностью ждали момента, когда силы Кводнона, оставшиеся в мире, достанутся мальчишке со светлыми волосами и отбитым зубом.
Мефодий невольно лизнул языком сколотый край переднего зуба. Эта привычка появилась у него сразу после травмы. Вначале он просто старался зализать острые края скола, а потом как-то втянулся.
– Чем-то история Б.К. похожа на историю Яраата, – задумчиво сказал он.
При упоминании Яраата по лицу Арея пробежала тень. В уголках его носа Буслаеву почудилась на миг грозная могильная прозелень.
– Мир, дорогой мой, полон схожих историй. Жизнь, любовь, предательство, месть, бегство – все это скучно и все это уже было… Но Яраат бежал не из-за Жутких Ворот. Он бежал всего лишь из Тартара. Сейчас же ставки выше. На кону судьба света и… как ни странно, судьба мрака, – сухо сказал мечник.
– Но если дух Б.К. бежал из-за Ворот хаоса, или как вы их там зовете, почему это плохо для мрака? Вы же – то есть мы же – должны быть довольны? – не понял Мефодий.
Вопрос Мефодия вызвал странную реакцию. Тухломон подпрыгнул и, желая ничего не упустить, так резко повернул голову, что она дважды прокрутилась вокруг своей оси. Замелькали мятые пластилиновые ушки.
Арей усмехнулся краем рта. Вопрос отчего-то развеселил его.
– Меф, ты очень наивный человек! Такой наивный, что я не удивлюсь, однажды увидев над твоей головой нимб света! – фыркнула Улита.
Услышав такое кощунство, Тухломон упал на пол и конвульсивно задергал мягкими лапками. Мефодий, однако, готов был поклясться, что комиссионер в полном восторге.
– А конкретнее, Улита? Слушай, я тебе задаю вопрос, а ты на него отвечай. Почему мраку невыгодно бегство Кво… А все эти взгляды и фырканья оставь для своих молодых людей! – сказал Мефодий с досадой.
Ведьма прикусила язычок.
– Хорошо, – сказала она послушно. – Представь, что ты комар, единственный на планете, а где-то рядом живет лошадь, тоже единственная на планете. Добывать из лошади кровь опасно и трудно. Шкура толстая, поди прокуси, а еще есть хвост. Хлестнет лошадь хвостом, и уноси готовенького… И вот ты прикидываешь: а не убить ли тебе лошадь? Крови тогда будет – залейся. И никакого хвоста. В общем, радужные перспективы. Мечты поэта. И вот – не знаю, каким уж образом, ну положим, опустив хоботок в яд, смертельно опасный для копытных, но безвредный для комаров – ты убиваешь лошадь. Первое время лафа, радуйся – не хочу, но вскоре от лошади остаются только кости, и ты внезапно понимаешь, что кровушки больше не будет! Обеда то есть. Убив лошадь, ты фактически убил себя. Сидишь на костях и горестно жужжишь. А потом брык! – протянул лапки. Так вот: комар – это мрак. Усек?
– Про лошадь я понял… – сказал Мефодий.
– Умничка! Про лошадку он понял! Прогресс налицо. Завтра будем проходить попугайчиков! – умилилась Улита.
Чернильница за ее спиной разлетелась вдребезги. Мефодий не хотел этого. Вспылил совершенно случайно. Улита оглянулась, пробурчала что-то про порчу казенного имущества и продолжала:
– Конечная цель Кводнона – абсолютное уничтожение света. Но лопухоидный мир без света существовать не сможет. Без светлых сил перестанут всходить пшеница, сближаться люди, теплеть сердца. Следовательно, не будет и эйдосов. Пройдет немного времени, и от мира останется один скелет, как от лошади. Для нынешнего же руководства мрака уничтожение мира не самоцель. Где тогда эйдосы хапать, если люди перестанут рождаться? На старых запасах далеко не уедешь. И Лигул куда денется со своей Канцелярией? Чем он будет развлекаться? Купит себе валенки и из маузера будет делать дырки для
