выковано, и отношение к нему мы будем иметь лишь косвенное. Вестимо, так. Ковать его будут руки Тайона и Тенхаля. Не диво, что Силы Зла готовы были любой ценой помешать этому. Похитить. Убить. Да что угодно! Боги, мертвые мои Боги, какой же опасности мы избежали!
– Твоя взяла, эльф.
– Значит, вы готовы переехать? – в голосе эльфа звучала такая радость, что даже костер, казалось, запылал ярче.
– Хоть завтра, но куда? Жаль, конечно, оставлять дом и сад, да и прочее хозяйство, но я готов. Только надо сначала хоть времяночку какую выстроить. Не жить же с маленькими детьми в чистом поле.
Эльф усмехнулся.
– О доме не горюй, его бросать не придется.
– Как это? – оторопел я.
– Фундамент его еще Гимар закладывал, значит, все получится. Одним словом, там увидишь.
Я настаивал. Эльф опять засмеялся.
– Вы, люди, кажется, говорите, что мы любим загадочность напускать? Нет?
Я покраснел до кончиков ушей.
– А ведь это правда, между прочим. Любим. Очень не хочется говорить тебе все сейчас.
– И не говори, – буркнул я, уступая.
Выражение лица у моего собеседника было такое, словно меня ожидает невероятный розыгрыш.
– Вот сад оставить придется. Ничего не поделаешь, Наемник. Деревьям место там, где они растут. Не горюй, Наемник. Тебя уже ждет новый сад. Он тебе понравится.
– Еще меду хочешь? – спросил я.
Я никак не мог найти нужных слов и сказал первое, что на язык пришло.
– С удовольствием, – ответил эльф и протянул мне ломоть своего хлеба. Я взял его. Хлеб был еще теплый. Нашим детям будет у эльфов хорошо. Впервые за долгое время, словно свет сквозь ветви, передо мной забрезжила надежда. На ум мне пришла отчего-то старая эльфийская песенка, которую я слышал от Гимара еще мальчишкой. Как там она звучала?
– Давай разделим хлеб и мед, Тепло и свет костра…
– Мы будем ждать у этих вод, Пока взойдут ветра, –
подхватил эльф мой мысленный напев.
– Здесь нет воды, – возразил я.
– Там, за холмом, – эльф махнул рукой в направлении недальнего холма, – ручеек. Не очень большой, но для песни сгодится. Как ты полагаешь?
– Полагаю, сгодится, – с самым серьезным видом, на какой только способен, согласился я, и мы запели напев вдвоем.
– Твоим туманом мой клинок Для боя закален…
И так далее…
Надо сказать, я провел время куда приятнее, чем мои домашние. Они терзались тревогой за детей и ничего не знали обо мне. Так что возвращение мое ознаменовалось упреками и слезами облегчения.
Предложение эльфа было встречено бурей восторга. Ахатани, снедаемая беспокойством за Тайона, была счастлива возможности поместить его в безопасное место. Халлис всю жизнь мечтала повидать эльфов. Тенах был рад удрать от нелегких обязанностей святого. К тому же теперь, когда слова его Богов получили разъяснение, ему и вовсе не на что жаловаться. Морайх перед отъездом признался, что завидует мне, и на прощанье опять расхвалил всех и вся по своему обыкновению.
Что же до эльфийского розыгрыша, то он состоялся. Ох уж мне это эльфийское чувство юмора. Я понял затаенную радость предвкушения, сиявшую в глазах моего ночного собеседника, когда мой собственный дом на моих глазах заворочался тяжко, вытащил из земли фундамент, потоптался немного на месте и, весело помахивая дверями, зашагал к границе трав. До сих пор помню, как содрогалась под его решительной поступью земля и, думаю, никогда этого не забуду.
Из песен о наемнике мертвых богов
