чувство и вытянула, как рыбку из речки. Иначе дуй не дуй – ничего бы не вышло, кроме сквозняка.
– Ладно, проехали, – отмахнулся Эссиорх.
Улита посмотрела на пять порций мороженого, немного помучилась и разделила их. Четыре себе и одну Эссиорху. Для ведьмы это было еще довольно честно.
– Смотри, у тебя на мороженом девочка нарисована с сачком для бабочек. Разрешаю тебе на нее глазеть. Ты рад? – сказала она.
Рядом кто-то хихикнул. Улита повернулась медленно, как танковая башня. Шпендик с веснушками с интересом прислушивался к разговору. Причем даже нагло этого не скрывал. Улита многозначительно уставилась на шпендика, всем своим видом намекая, что тому пора по делам.
– Эй ты, недоразумение природы! Вот тебе палочка от мороженого, представь, что это лошадка, и скачи на ней отсюда! – сказала ведьма грозно.
Однако малый с веснушками никуда не ускакал.
– Это Корнелий! – представил Эссиорх. – Корнелий, это Улита. Она служит мраку, но, как мне представляется, по роковому стечению обстоятельств.
Улита фыркнула, впрочем, скорее польщенно.
– Работать-то надо! Что-то я не слышала, чтобы свет проводил набор секретарш.
Шпендик хихикнул. Ведьма посмотрела на него чуть внимательнее. Только теперь она кое-что разглядела и умилилась.
– О! – сказала она. – Какие черепашки в нашем зоомагазине! Здравствуйте, молодой человек! Вы мне сразу понравились. Что это, думаю, тут за чучело сидит? Чужую болтовню слушает, а глазки такие умные- умные, добрые-добрые!
– Мне тоже приятно! – сказал Корнелий, опуская длинные и пушистые, как у девушки, ресницы. – Мы едва знакомы, но я уже сейчас могу сказать, что вы яркая женщина!
Улита расцвела, как кактус зимой. Она оценила слово «яркая». Если бы Корнелий сказал «красивая», она бы рассердилась, а вот «яркая»… Тут не поспоришь. Бедная ведьма не знала, что у света существуют комплименты для нейтрализации словесной агрессии, и это один из них. Зато Эссиорху это было известно, и он незаметно лягнул Корнелия.
– Ой!.. – пискнул Корнелий и тотчас поправился: – Это я от восхищения!
– Ого! Эссиорх, меня отбивают! Люди добрые, а-а! – радостно заорала Улита на весь бульвар. Она умела делать из своей любви массовые зрелища.
Эссиорх коснулся пальцами ушей. Он ненавидел громкие звуки, если их производил не его мотоцикл.
– Никто никого отбивать не будет. Ты можешь сосредоточиться? Нам нужно знать, где сейчас Даф! – сказал он.
– Что?
– Улита, мы пришли к тебе, потому что я не могу найти Даф! – пояснил Эссиорх.
Лучше бы хранитель прикусил себе язык. Это была самая неудачная фраза, которую он произнес за минувший год. Улита вскочила. С колен посыпалось мороженое.
– Так ты пришел не потому, что соскучился, рожа ты поганая, а потому, что тебе нужна твоя Дафочка, а сам ты ее найти не можешь? – спросила она громовым голосом.
Со стены ближайшего дома сорвался мойщик окон и повис на страховке.
– Улита, не надо сцен! Я тебя люблю, но только не сейчас. – («Что я несу?» – страдальчески подумал Эссиорх, заглядывая в глаза ведьмы.) – Ты знаешь, куда пошла Дафна?
– Я-то знаю! И еще я знаю кое-что про тебя! – ведьма покраснела, как раскаленная медная труба. – Ты жалкий, ничтожный, ничего не понимающий, ничего не стоящий лузер!
– Улита, сосредоточься!.. Я задал тебе вопрос!
– Чего ты орешь! На кого ты орешь, ты? Можешь успокоиться, ты? Купи ты себе валерьянки, ты! – заорала Улита, хотя единственной, кого следовало успокаивать, была она сама.
Над Тверской с глухим звуком лопнул светофор. Сухой листвой, бумажками, сором на бульвар стали скатываться любопытные комиссионеры. Ситуацию разрулил все тот же Корнелий. Он встал и нежно, трепетно коснулся руки взбешенной ведьмы. Похоже, Эссиорх ошибался, считая, что этот недотепа умеет только терять письма.
– Вы единственная женщина, которой идет быть разгневанной! – сказал Корнелий, подпуская в глаза ланьих слез.
Его очки блестели так честно, так восторженно, что Улита озадачилась.
– Врешь ты все, шпендик! – сказала она грубо, но уже заметно смягчаясь.
– Обычные женщины в гневе смешны. Они пищат, царапаются, толкаются слабыми ручками, производят всхлипывающие звуки. А тут такая стать, такое величие! Просто царица! Я впечатлен!
«Ах ты, манипулятор!» – подумал Эссиорх с восторгом.
– Я еще не так могу! – сказала Улита. – Если этот тип меня доведет, я так заору, что…
– Не сомневаюсь. Меня, кстати, всегда удивляло, почему некоторые люди, с другими вроде спокойные, тихие, совсем не психи, когда встречаются, начинают вдруг орать друг на друга? Сразу, с ходу, с пеной у рта, безо всякого повода. Зачем? Какой смысл? – спросил Корнелий.
– Чувствуют, что этим все закончится, и экономят время, – пояснила Улита.
Пока она говорила, Корнелий вгляделся во что-то за ее спиной и вновь пустил в ход свои убийственные ресницы.
– Ой, а кто это к нам идет? Это не Дафна? – охнул он.
Улита даже оборачиваться не стала.
– Не-а, откуда? – сказала она. – Дафна с Мефом обедают. На Рождественском бульваре подвальчик есть под синим козырьком. Там его дядя днем подрабатывает.
Если хочешь что-то узнать от женщины, спроси ее о чем-нибудь другом. Эссиорх исчез без вспышки, а следом за ним с секундным интервалом исчез и Корнелий. Улита некоторое время озабоченно разглядывала опустевшую скамейку. Затем наклонилась, чтобы поднять мороженое, и обнаружила, что вокруг собралась толпа.
– А вы чего уставились? – обратилась она к прохожим. – Театральное представление с исчезновением в финале закончено! А ну все быстро скинулись по пять рублей!
Подвальчик с синим козырьком Эссиорх и Корнелий отыскали почти сразу. Это оказался типичный молодежный клуб-бункер – прокуренный, со сводчатыми потолками бывшего бомбоубежища, толстенными стальными дверями, оставленными «как есть» и гудящими трубами внутренней вентиляции.
Одного только не было в клубе. Одного, но самого главного. Мефодий и Дафна там, увы, не появлялись. Эссиорх и Корнелий проторчали в подвальчике добрых полчаса. Корнелий успел познакомиться с официанткой и взять у нее телефончик, который самым тщательным образом занес в записную книжку. Книжку он купил в музее пожарного дела. На обложке был усатый прапорщик в каске, глядевший так сурово, что просто физически страшно было вызывать 01.
Глава 11
Звонок среди ночи
Каждый человек рано или поздно вынужден перешагнуть через разочарование, когда все кажется лишенным смысла. Если не сможет или не захочет перешагнуть – человека не будет.
Ночью у Мефа зазвонил мобильник. Не открывая глаз, он нашарил его на стуле и потянул к себе, запутавшись в проводе зарядника. Мобильник он держал в основном для успокоения Зозо. Смешно, конечно, называть родную маму Зозо, но Меф относился к ней скорее как к старшей сестре. Воспринимать Зозо в банальном комплекте обыденной мамы («помой голову – я погладила тебе рубашку – обед остынет – приходи домой не поздно») было физически невозможно.
Со второй попытки Меф попал на правильную кнопку, и тотчас в трубку вклинился зашкаливающе бодрый голос.
– Добрый вечер, это Ромасюсик! Ах, узнали, что вы говорите, право, мне так неловко… Отнимаю ваше
