Светлые крылья для темного стража

размахивало руками. На лице у него висел кот. Между его лапами прыгала огненная борода. Вцепившись передними лапками в чалму, Депресняк деловито подтягивал задние, намереваясь добраться до глаз.

Дафна слишком хорошо знала своего котика и не сомневалась: глаз он не пожалеет. Подбежав, она схватила Депресняка и стащила его с головы огненнобородого. Разошедшийся кот, не замечая подмены, терзал лапами трофейную чалму.

В ужасе огненнобородый набежал на Мефа. Отпрыгнул, едва не налетел на Даф, потеряв дверь, врезался в глухую стену, всплеснул длинными рукавами халата и внезапно сгинул непонятно куда.

Меф подошел к стене. В воздухе разливалось малиновое сияние – визитная карточка телепортаций созданий мрака. Да и само исчезновение – слишком ловкое и поспешное для новичка – свидетельствовало, что огненнобородый опытен. Если бы не кот, они вообще не застигли бы его врасплох.

– Видела? Кто это был? – спросил Меф озадаченно.

Даф брезгливо принюхалась.

– Халат, – ответила она.

От исчезнувшего халата удушливо воняло серой – запах непереносимый для тех, кто рожден в Эдеме.

– Сам видел, что халат. Не комиссионер? – спросил Меф.

– Не похож.

– И на суккуба не похож. Значит, по умолчанию, страж, но отчего-то безоружный. Откуда он здесь взялся?

Даф резонно напомнила, что она хранитель, а не справочное бюро.

– Наверное, у «халата» здесь была назначена встреча. Он шел себе спокойненько, а тут – раз! – на него прыгает кот.

Меф покосился на пепел.

– Все понятно. Он должен был встретиться здесь с этим… Но немного опоздал и прибыл, когда стычка уже завершилась. Спорю, он никак не ожидал увидеть тут нас.

Морщась от серной вони, Дафна присела на корточки, наблюдая за котом. Депресняк задними лапами раздирал чалму. В его движениях появилась ленца. Заметно было, что гнев кота улегся, и теперь он просто играет.

Неожиданно из растерзанной кошачьими когтями чалмы выкатился серебристый шар размером с мяч для большого тенниса и, пытаясь скрыться, резво покатился к двери. Меф прыгнул на шар, но тот легко увернулся, и Буслаев лишь напрасно оцарапал локти. Рассердившись, Меф вскочил и, двумя прыжками отрезав шар от двери, стал азартно топтать его. Лишь после двадцатого удара он понял, что ни разу не попал. Шар умело уклонялся.

Меф заставил себя не горячиться. Теперь он наносил удары с упреждением, надеясь перехитрить шар. Бесполезно! Шар угадывал каждое его движение, и Меф напрасно отбивал пятку о бетон. Теперь шар уже не ускользал: он откровенно издевался.

Внезапно Меф услышал звуки флейты – нежные, щекочущие, трепетные. Шар запаниковал, упруго увернулся от ноги Буслаева и, изменив форму, червяком попытался забиться в щель. Ошибка! Щель оказалась обычной оспиной в крошащемся бетоне. Пытаясь спастись, шар рванулся вверх и угодил точно под каблук Мефу. Что-то глухо лопнуло и растеклось слизью, которая мгновенно растаяла, взвившись к потолку мутным вонючим дымком.

– Готово! – сказал Меф, тяжело дыша.

Сердце прыгало как загнанное.

Даф оторвала флейту от губ.

– Убери-ка ногу! – велела она.

– Зачем? – спросил Меф.

Дымок он пропустил и не был уверен, что шар вновь не выскочит.

– Убери!

Меф отодвинул ступню. На полу, придавленный подошвой к плитам, лежал небольшой сероватый пергамент, обвитый плотной нитью с печатью мрака. Рядом поблескивал стеклянный пузырек из-под валерьянки.

Дафна опустилась на четвереньки и склонилась над полом, почти касаясь его лбом. Невесомые хвосты радостно трепетали. В положении ее тела было что-то бесконечно нежное.

Меф ничего не мог разглядеть. Ему мешал восторженно скачущий затылок Дафны. Тогда Меф, недолго думая, опустился на четвереньки и лбом стал отталкивать голову Даф. Некоторое время они молча бодались, как две задиристые буренки. Затем Даф отодвинулась и позволила Мефу смотреть. Он увидел, что к пузырьку аптечной резинкой прикручена бумажка, сообщавшая:

«Два раза в год по одному э».

– Что два раза в год по одному э? – не понял Меф.

Дафна не ответила. Она осторожно открыла пузырек и, подставив ладонь, перевернула. Спеша покинуть его, на ладонь хлынула сухая струйка эйдосов. Их было несколько сотен. Яркие, сияющие. Даф вскрикнула, засветилась. Для светлого стража нет радости больше, чем вырвать у мрака эти частицы вечности.

Меф недоверчиво моргнул.

– Почему они не в дархе? – поинтересовался он.

– А тебе нужно, чтобы они были в дархе? – возмутилась Даф.

– Мне – нет. Но если «халат» – страж, его эйдосы должны находиться в дархе. Или как он собирался получать их силу?

– Для силы он мог использовать другие. Эти же эйдосы – корм, – предположила Дафна, еще раз взглянув на этикетку.

Она не ошиблась. Ощутив неподалеку эйдосы, не отгороженные от него больше стеклом, серый пергамент попытался обвиться вокруг ноги Дафны.

– Эге! А вот и зверушка, которую надо кормить! – сказал Меф.

Ему впервые приходилось видеть артефакт мрака, который кормят эйдосами. Признаться, он и не предполагал, что такие существуют.

Подняв с пола пустой пузырек, Меф хотел разбить его, но внезапно увидел на дне песчинку, почему-то не последовавшую за остальными. Буслаев уже открыл рот, чтобы сообщить Дафне о еще одном эйдосе, который, видимо, прилип, но внезапно недоверчиво потряс головой и принялся жмурить ослепленный глаз. Ему пришло в голову, что это глаз виноват в том, что казалось Мефу явным обманом зрения.

Да и чем еще это могло оказаться, когда песчинка эйдоса вместо обычного голубоватого и ровного сияния была окутана сиянием, четко состоящим из двух половин? Одна часть привычная, пронзительно- голубая, а другая темно-фиолетовая, с мутными разводами.

Приглядевшись, Меф обнаружил, что эйдос состоит из двух приблизительно равных половин – одной яркой и другой тусклой, пустой, как мертвый зрачок.

– Не посмотришь? Тут что-то непонятное! – окликнул Меф Дафну.

Кивнув, Даф поднесла к губам флейту. Подчиняясь тихой маголодии, странный эйдос отлип от дна пузырька. Несколько мгновений он, покачиваясь, провисел в воздухе, а затем опустился Дафне на ладонь немного в стороне от остальных эйдосов. Заметно было, что он дичится и желает быть сам по себе.

Даф молчала. Только лицо ее вытягивалось все больше.

– Ну? Что? – спросил Меф.

– Ты не поверишь, чей это эйдос! – нервно отозвалась Даф.

– Чей?

– Улиты. Нашей Улиты.

– Откуда ты знаешь?

Даф не смогла объяснить. Истинное знание невыразимо словами. Все, что высказано, невольно прикручено к словам незримыми шурупчиками, и оттого имеет элемент натяжки.

Меф тем временем вспомнил о пергаменте. Он поднял его и потянулся к печати, собираясь сорвать ее и прочитать, но Дафна, кинувшись, поспешно отобрала у него пергамент.

– Почему? – удивился Меф.