на котором должен был спать Филька, и раздавили диван, едва успевший жалобно скрипнуть пружинами. Хитрову стало жутко, когда он представил, что бы с ним было, окажись он под диваном.
Расправившись с диваном, Желтые Ботинки точно так же разделались и с письменным столом. С треском лопнула лампа. Пол осыпало мелким стеклом.
Друзьям стал ясен план Желтых Ботинок. Они собирались раздавить и расплющить все, что было в комнате, чтобы негде стало прятаться.
Теперь лишь шкаф оставался цел, и, видно, Ботинки сообразили, что добыча может скрываться только внутри. Они разбежались и собрались вспрыгнуть на шкаф, чтобы оставить от него гору щепок.
Филька зажмурился, решив, что это конец. Через мгновение они будут раздавлены в лепешку, и Ботинки отнесут их тела Хватале-Растерзале...
Прошла секунда, другая, а они были все еще живы. Как ни странно.
Надумав произвести разведку, Филька хотел уже выглянуть из шкафа, но внезапно услышал ужасный рев. Открыв глаза, он увидел, что Желтые Ботинки наступили на медвежью шкуру. В тот же миг медвежья шкура поднялась во весь рост и протянула к Ботинкам свои когтистые лапы.
– Один раз меня уже убили, а теперь еще и раздавить хотят! Ну уж нет – не бывать этому! – зарычала шкура и кинулась на Желтые Ботинки.
Они сцепились посреди комнаты. Медвежья шкура терзала Желтые Ботинки страшными когтями и грызла зубами, а Желтые Ботинки топтали ее подошвами. Во все стороны летели клочья шерсти и куски желтой кожи. Вначале верх брала шкура, но потом ботинки опутали ее шнурками, так что она не могла уже пускать в ход когти на лапах. Будь на месте шкуры даже живой медведь, он бы уже лежал мертвый, но медвежью шкуру нельзя было убить вторично, ее и так уже сняли с убитого зверя.
Неживое билось с неживым. Ботинки мертвеца сражались со снятой шкурой.
Сидя в шкафу, Филька Хитров и Петька с ужасом наблюдали за битвой.
«Запинаем! Растерзаем!» – угрожающе скрипели Ботинки.
«Меня уже убили пулями вместе с медвежатами! Человек, который меня убил, тоже был в желтых ботинках!» – рычала шкура.
«Отдай нам людей, что в шкафу, не то пожалеешь!» – выщелкивали подошвами Ботинки.
«Не отдам!»
Изловчившись, медвежья шкура схватила один ботинок пастью, перекусила его и проглотила.
«Вы еще узнаете нашего хозяина! Все равно вам не жить!» – проскрипел оставшийся Желтый Ботинок. Он высадил раму, выпрыгнул в окно и сгинул.
Медвежья шкура торжествующе зарычала, празднуя победу. Победа дорого ей стоила. Правая лапа у нее была совсем оторвана, а левый стеклянный глаз вылетел.
– Что она будет теперь делать? – с испугом спросил Петька.
– Н-не знаю! – растерянно пробормотал Филька.
Повернувшись, медвежья шкура шагнула к шкафу. Ее страшная лапа процарапала полировку. Чудовищная морда со сточенными клыками уткнулась в щель. Уцелевший глаз горел ослепительным красным огнем.
– Я – мертвая шкура – пришла за своими медвежатами! Отдайте мне их, или – смерть! – прорычала шкура.
– У нас нет твоих м-медвежат! – заикнулся Хитров.
– Есть – я чую их запах! Отдайте их мне, или выпущу из пасти Желтый Ботинок! – застонала шкура.
– Что делать с этой чокнутой шкурой? Она думает, у нас тут ее медвежата! – шепнул Филька Петьке.
– Она правильно думает, – ответил Мокренко.
– Как это правильно?
– Они тут и есть, медвежата.
– Ты что, спятил? Какие еще медвежата?
– На! Только тш-ш! Чего орешь?
Петька что-то сунул в руку приятелю. Филька провел ладонью – под ладонью был мех. Потом рука провалилась во что-то теплое и просторное.
– Какие это медвежата? Это же рукавицы!
– Точно рукавицы. А теперь догадайся: из кого они? – горько хмыкнул Мокренко.
Филька почувствовал, что у него кружится голова. Во рту стало сухо.
– О, господи! Твой дед убил ее детенышей! – воскликнул он.
Мокренко в ужасе зажал ему рот ладонью.
– Молчи, дурак, не так громко! Да, убил.
Шкаф затрясся от ударов страшных когтей.
– Отдайте моих детей, люди! Я чую их запах! Они здесь! – заревела шкура.
Ее оторванная лапа подскочила с пола и располосовала полировку перед самым носом у Фильки.
– Детки мои! Я столько лет вас искала! Идите же ко мне, я вас приласкаю! – рычала шкура.
Сообразив, что шкура просто так не уйдет, Филька быстро вышвырнул меховые рукавицы наружу. Шкура тотчас поймала их зубами и стала нянчить.
– А ну как обнаружит подмену – и на нас? Рукавицы не слишком похожи на живых медвежат, – шепнул Хитров Петьке.
Мокренко затрясся.
– Угу. В клочья раздерет.
– Зачем твой дед ее медвежат-то застрелил? Не жалко ему было?
– А я откуда знаю? Чего ты ко мне пристал! – психанул Петька. – Тише ты... видишь, она к нам поворачивается! Это все из-за тебя!
Шкура зарычала, подозрительно покосившись на шкаф, но тотчас вновь стала поочередно облизывать обе рукавицы. Ее единственный глаз яростно горел. Оторванная в битве с Желтыми Ботинками лапа и та ползла, чтобы прикоснуться к тому, что было когда-то медвежатами.
До самого рассвета шкура нянчила своих детенышей. Все это время Петька с Филькой, не рискуя понапрасну, отсиживались в шкафу и, чтобы не уснуть, толкали друг друга локтями.
– И долго она тут будет бродить? – бубнил Петька.
– Скажи спасибо, что она Желтые Ботинки прогнала. Иначе ты был бы уже на том свете, – напомнил Хитров.
– Спасибо, – буркнул Мокренко и, неожиданно завалившись Фильке на плечо, стал похрапывать.
Хитров упорно боролся со сном, но голова сама собой падала на грудь, а веки слипались, точно кто-то тайком мазнул их клеем. Он совсем уже было заснул, как вдруг неожиданный звук заставил его поднять голову.
Медведица поднялась на задние лапы и, торжествующе рыча, раскачивалась вперед и назад. Она была тонкая и плоская – сквозь глубокие раны в ее шкуре видна была противоположная стена. Обе рукавицы лежали у ее лап и – что было самое невероятное! – даже ползли к ним.
– Дети мои! Медвежата! Вот один, а вот и второй! Наконец-то мы вместе! – воскликнула вдруг шкура. Она поочередно лизнула обе рукавицы, упала на них и застыла.
Больше она не шевелилась.
Выждав минут десять, Филька бесцеремонно растолкал Петьку и вылез из шкафа. За окном уже занимался рассвет. Вдвоем с Мокренко они подняли медвежью шкуру и спрятали ее назад в ящик.
Напоследок Хитров провел рукой по сухому носу шкуры и вставил ей в глазницу оторванный искусственный глаз. Прежде чем закрыть крышку, он взял рукавицы и положил их рядом с головой шкуры.
– Теперь они будут с тобой. Не беспокойся! – сказал он, вытирая глаза.
В комнату, зацепив разбитую раму, скользнул первый луч солнца. Он нерешительно, точно разведчик, пробежал по паркету, скользнул по коврику и вновь выскользнул в окно.
– Хитров, где ты там! – закричал вдруг Петька. – Ты только взгляни! Кровати, стол – все снова целое... Чтоб мне треснуть!
