Рея сидела в кресле, развернутом в другую от камина сторону.
Положенные полчаса все сидели молча. Разговаривать не хотелось никому. И тут…
— Добрый вечер, — раздалось со стороны камина.
Голос был слегка хрипловатый, но довольно веселый.
Рея не повернула головы к камину, но по ее телу разлилась волна приятного тепла. Это был голос ее отца.
— Сириус! — воскликнули Рон и Гарри.
— Как дела? — спросил Сириус.
— Отлично, — ответили ребята.
И тут Рея решила все же показать себя и посмотреть на отца.
Она встала с кресла и повернулась к камину.
— А это…? — Сириус хотел спросить, но слова застряли у него в горле.
Он увидел перед собой…себя? Себя, но только давно, еще во время Хогвартса.
Тот же четкий подбородок, тот же контур лица, тот же прямой, типично блэковский нос, та же прядь, слегка небрежно спадающая на глаза, те же лукавые глаза…только темно-синие.
Рея тоже разглядывала лицо отца, отмечая необыкновенное сходство.
Но только у отца были черные глаза, и в них лежала неизгладимая тень. Тень боли и потери. Да еще лицо отца было очень худое, из-за чего скулы выступали гораздо резче, чем у Реи.
— Папа? — негромко произнесла Рея.
Сириус встрепенулся.
— Кто ты? — глухо спросил он.
— Андреа Джейн Сторм Блэк, — ответила она, и слезы катились по ее щекам. — Дочь Элизабет Элиссон Сторм.
— Лиз, — проговорил Сириус, и на губах его появилась легкая улыбка. — Ты — дочь Лиз… моя дочь.
И тут на лестнице послышались шаги.
Сириус с хлопком исчез. И через пару секунд со стороны спален мальчиков спустился Невилл Долгопупс.
В тот момент Гарри в четвертый раз захотелось убить — после Сириуса, Малфоя и Волан-де-Морта…
Через два дня Рея получила письмо от отца. За завтраком к ней прилетела незнакомая сова и сбросила ей на голову желтый пергаментный конверт. Затем развернулась и бросила такой же Гарри.
На конверте не было подписи.
Рея посмотрела на Гарри. Тот покачал головой. Рея убрала конверт в карман мантии и, встав из-за стола, пошла в гостиную.
В своей комнате она села на кровать, открыла конверт и впилась взглядом в строчки.
Наша встреча была совершенно внезапной и совершенно бестолковой. Я был поражен до потери речи, да и ты, кажется, тоже.
К тому же, нас внезапно прервали.
И теперь я хочу хотя бы в письме расспросить тебя о вопросах, что я носил в себе все эти годы.
Во-первых, как дела у Лиз?
Во-вторых, где сейчас она? Где вы живете?
В-третьих, есть ли у тебя другой отец? (я, конечно, понимаю, что это не слишком корректный вопрос, но все же)
В-четвертых, расскажи мне, пожалуйста, о себе. Как ты жила все эти годы?
Андреа, мне очень жаль, что я не знал о тебе ничего. Я не был тебе отцом все это время. И сейчас я тоже не могу дать тебе полноценной отцовской заботы. Но я хочу сделать все возможное для того, чтобы ты знала — у тебя есть отец, который сможет прийти на помощь.
Тебе, наверное, уже говорили о том, что я двенадцать лет провел в Азкабане. Сама понимаешь, веселой жизни там быть не могло. Сейчас я скрываюсь и мне, сама понимаешь, тоже не очень-то весело.
Зато теперь у меня, по крайней мере, есть жилье. И нет возможности его покинуть.
И тут, будто лучик света, появляешься ты.
Я постараюсь найти способ снова увидеться с тобой.
Целую, Сириус.
Рея прочитала письмо, достала пергамент и перо.
«Черт», — подумала она. — «Ведь отец еще не знает о том, что мама умерла. Да и о Карене не имеет никакого понятия. Неужели придется снова ворошить рану?»
Но потом она решительно обмакнула перо в чернила и принялась за письмо, как всегда, время от времени поправляя своенравную прядь надо лбом.
