Но ему была понятна и ее растущая боязнь даже основания его Малой Твердыни отсюда не было видно. Она не могла распознать ничего рукотворного. И она вообразит, что он погрузился сейчас в болтовню о незначительных и незначащих вещах, дабы отсрочить что-то важное и зловещее.
— Здесь зародилось равенство между мужчинами и женщинами, — сказал он.
— Твои Рыбословши отрицают равенство полов, — сказала она.
Ее голос, полный вопрошающего недоверия, лучше говорил о чувствах, чем скорченная поза у него на спине. Лито остановился на пересечении двух плетеных дюн и подождал, пока из него не выйдет весь произведенный внутренней топкой кислород.
— Все теперь совсем по-другому, — сказал он. — Но к мужчинам и к женщинам предъявляются разные эволюционные требования. У Свободных, однако, была взаимозависимость. Они взращивали равенство здесь, где вопросы выживания были прямым требованием момента.
— Почему Ты привез меня сюда? — спросила она.
— Погляди назад, — сказал он.
Он почувствовал, как она оборачивается. Она проговорила:
— Что, по-твоему, я должна увидеть?
— Оставили мы какие-нибудь следы? Можешь ли ты сказать, откуда мы сюда добрались?
— Дует легкий ветерок.
— Он замел наши следы?
— По-моему, да…
— Пустыня нас сделала тем, чем мы были и тем, что мы есть, сказал он. — Это настоящий музей всех наших традиций. Ни одна из этих традиций по-настоящему не утеряна.
Лито увидел небольшую песчаную бурю, Гхибли, движущуюся от южного края горизонта. Он обратил внимание на узкие ленты пыли и песка, гонимые ей перед собой. Наверняка и Сиона это увидела.
— Почему Ты не скажешь, зачем Ты меня сюда привез? — спросила она. Страх явно звучал в ее голосе.
— Но я тебе уже сказал.
— Ты не сказал!
— Как далеко мы забрались, Сиона?
Она прикинула.
— Тридцать километров, двадцать?
— Еще дальше, — сказал он. — В моей родной стихии я могу двигаться очень быстро. Разве ты не чувствуешь, как ветер дует тебе в лицо? угрюмо ответила она. — Почему Ты спрашиваешь о расстоянии МЕНЯ?
— Слезь и встань там, где я смогу тебя видеть.
— Зачем?
«Славно», — подумал он. — «Она считает, будто я брошу ее здесь и умчусь быстрей, чем она сможет за мной следовать».
— Слезь, и я объясню, — сказал он.
Она соскользнула с его спины и обошла вокруг него, туда, где могла смотреть ему в лицо.
— Время протекает стремительно, когда твои чувства полны, сказал он. — Мы двигались приблизительно четыре часа. Одолели около шестидесяти километров. — Почему это важно?
— В суму твоего костюма, Монео положил сушеную еду, — сказал он. Поешь немного, а я тебе объясню.
Она нашла в суме сушеный кубик протамора и сжевала его, не отрывая взгляда от Лито. Это была настоящая еда старых Свободных, даже со слабой добавкой меланжа.
— Ты ощутила наше прошлое, — сказал он. — Теперь ты должна обрести особо чуткое ощущение нашего будущего, Золотой Тропы. Она сглотнула.
— Я не верю в Твою Золотую Тропу.
— Если тебе предстоит жить, ты мне поверишь.
— Так вот в чем Твое испытание? Или поверь в Великого Бога Лито, или умри?
— Ты нисколько не обязана верить в меня. Я хочу, чтобы у тебя была вера в саму себя.
— Тогда почему же это важно, как далеко мы забрались?
— Тогда ты поймешь, как далеко тебе еще предстоит идти.
Она поднесла руку к щеке.
— Я не…
— Как раз там, где ты стоишь, — проговорил он, — ты находишься в безошибочной середине бесконечности. Погляди вокруг себя на то, что значит бесконечность.
Она поглядела налево и направо на непотревоженную пустыню.
— Нам нужно выбраться пешком из этой пустыни, — сказал он. — Только вдвоем.
— Ты не пойдешь пешком, — усмехнулась она.
— Фигуральное выражение. Но ТЫ пойдешь. Заверяю тебя в этом.
Она оглянулась туда, откуда они пришли.
— Значит, вот почему ты спрашивал меня о следах.
— Даже если бы были следы, ты не могла бы вернуться назад. В моей Малой Твердыне нет ничего, что хоть как-то помогло бы тебе выжить.
— Никакой воды?
— Ничего.
Она нашла водосборную трубочку у себя на плече, пососала из нее и убрала на место. Он отметил осторожность, с которой она закрыла конец трубочки, но отворот защитной маски закрывающий рот она не застегнула, хотя Лито слышал, как отец ее об этом предупреждал. Она хотела, чтобы рот ее был свободен для разговора!
— То есть, Ты говоришь мне, что я не могу от Тебя сбежать? проговорила она.
— Сбегай, если хочешь.
Она сделала полный круг, оглядывая пустыню.
— Есть поговорка об открытой земле, — проговорил он, — что одно направление не хуже любого другого. В некоторых отношениях это до сих пор правда, но я стал бы на нее полагаться.
— Но я действительно свободна оставить Тебя, если захочу?
— Свобода может быть очень сомнительным достоянием, — сказал он.
Она указала на крутую сторону дюны, на которой они останавливались.
— Я могу просто спуститься вон туда, вниз…
— Будь я на твоем месте, Сиона, я бы не стал спускаться туда, куда ты указываешь.
Она сумрачно на него взглянула.
— Почему?
— На крутой стороне дюны, если только не двигаться по естественным изгибам, можно растревожить песок и оказаться похороненным под осыпью.
Она поглядела на уходивший вниз склон, усваивая сказанное.
— Видишь, как слова могут быть прекрасны? — спросил он.
