допросу.
— Почему ты не убил его сам?
— Я хотел увидеть, как это выполняют Рыбословши.
— И каково твое мнение об их исполнении?
— Умелое.
Но смерть Коррино заразила Айдахо чувством нереальности. Маленький толстячок, лежащий в луже собственной крови, неразличимая тень среди ночных теней мощеной пласткамнем улицы. Это было нереально. Айдахо припомнились слова Муад Диба: «Ум возводит тот каркас, который он называет „реальностью“. Этот условный каркас может существовать совершенно независимо от того, что тебе говорят твои чувства.» Какая же РЕАЛЬНОСТЬ двигала Владыкой Лито?
Айдахо поглядел на Сиону, стоявшую на фоне фруктовых садов и зеленых холмов Гойгоа.
— Давай спустимся в деревню и найдем наше помещение. Мне хочется побыть одному.
— Рыбословши поместят нас в одном помещении.
— Вместе с ними?
— Нет, только нас двоих вместе. Причина достаточно проста. Червь хочет спарить меня с великим Данканом Айдахо.
— Я сам выбираю себе партнерш, — огрызнулся Айдахо.
— Я уверена, любая из наших Рыбословш была бы счастлива, сказала Сиона. Она резко отвернулась от него и стала спускаться с холма.
Айдахо мгновение наблюдал за ней, за гибким юным телом, покачивающимся как ветви фруктовых деревьев на ветру.
— Я не его племенной жеребец, — пробормотал Айдахо. — Это то, что он вынужден будет понять.
Глава 26
По мере истекания каждого дня, становишься все более нереальным, все более чуждым и отдаленным от себя того, которым ты вступил в этот день. Я — единственная реальность и, поскольку вы отличаетесь от меня, вы реальность утрачиваете. Чем любопытней становлюсь я, тем менее любопытными становятся поклоняющиеся мне. Религия подавляет любопытство. Сделанное мной это вычтенное из действий поклоняющегося. Так и получается, что в конце- концов я перестану что-либо делать, вернув все вычтенное перепуганным людям, которые в тот день обнаружат, что они одиноки и вынуждены действовать самостоятельно.
Украденные дневники
Был звук не похожий ни на один другой: звук ждущей толпы, разносившийся он по длинному тоннелю, где Айдахо шагал впереди королевской тележки — нервные шепотки, увеличенные в один всеобщий шепот, шарканье одной гигантской ноги, колыхание одного огромного одеяния. И запах сладкий запах пота, смешанный с молочным дыханием сексуального возбуждения.
Инмейер и ее Рыбословши доставили Айдахо сюда в первые часы после зари, приземлившись на площади Онна, когда та еще покоилась в холодных зеленых тенях. Они взлетели сразу же, как только передали его другим Рыбословшам, Инмейер явно была несчастна от того, что во время ритуала Сиайнока ей предписывалось отвезти Сиону в Твердыню.
Новый эскорт, подавляя волнение, увел его в помещение глубоко под площадью, место, не нанесенное ни на одну из тех карт города, которые изучал Данкан. Это был лабиринт — сначала в одном направлении, потом в другом, через коридоры достаточно широкие и высокие, чтобы пропускать королевскую тележку. Айдахо сбился в этих направлениях и погрузился в размышления о предшествующей ночи.
Спальные покои в Гойгоа, хотя спартанские и маленькие, были вполне удобны — две койки на комнату, каждая комната похожа на коробочку с белеными стенами и с единственным окном и единственной дверью. Комнаты тянулись вдоль коридора в здании, которое называлось в Гойгоа «гостевым домом».
И Сиона была права. Айдахо поместили вместе с ней, не спрашивая, устраивает ли его это. Инмейер действовала так, как будто это само собой разумелось.
Когда дверь за ними закрылась, Сиона сказала:
— Если ты коснешься меня, я постараюсь тебя убить.
Это было сказано с такой сухой искренностью, что Айдахо чуть не рассмеялся.
— Я и сам предпочитаю уединение, — сказал он. — Считай, что ты в одиночестве.
Спал он легко и насторожено, помня опасные ночи на службе Атридесов, готовность к битве. В комнате редко становилось действительно темно сквозь зашторенное окно просачивался лунный свет, и даже звезды отсвечивали на беленых стенах. Он открыл в себе нервно обостренную чувствительность к Сионе, к ее запаху, движениям, дыханию. Несколько раз он полностью просыпался и прислушивался, заметив дважды, что и она тоже прислушивается.
Утро и перелет в Онн пришли как избавление. Они разрешились от поста, выпив холодного фруктового сока, Айдахо рад был выйти в предутреннюю тьму для быстрой прогулки до топтера. Он не заговаривал с Сионой, и его возмущали любопытствующие взгляды Рыбословш.
Сиона заговорила с ним лишь однажды, высунувшись к нему из топтера, когда он вылез на площади.
— Для меня не было бы оскорбительным стать твоим другом, сказала она. Какая же забавная манера изложения. Он почувствовал себя странно растерянным.
— Да… да, конечно.
Затем его увел новый эскорт и привел, наконец, в терминал этого лабиринта. Лито ожидал там на королевской тележке, в расширении коридора, уходившего в перспективу вправо от Айдахо. Темно-коричневые стены испещрены золотыми прожилками, поблескивающими в желтом свете глоуглобов. Эскорт занял позицию позади тележки, молодцевато двигаясь и оставив Айдахо стоять лицом к скрытому в рясе чужеродной плоти лицу Лито.
— Данкан, ты пойдешь передо мной, когда мы отправимся на Сиайнок, сказал Лито.
Айдахо пристально поглядел в синие колодцы глаз Бога Императора, разгневанный таинственностью и загадочностью, явным ощущением личного возбуждения, царившего в этом месте.
Он почувствовал, что все, рассказанное ему прежде о Сиайноке, только усугубляет загадочность.
— Я и вправду командующий твоей гвардией, Владыка? — спросил Айдахо, в его голосе явственно слышалась обида.
— Разумеется! Я сейчас оказываю тебе выдающуюся честь. Немногие взрослые мужчины когда-либо участвовали в причастии Сиайнока.
— Что произошло в городе этой ночью?
— Кровавые беспорядки в нескольких местах. Сегодня утром, однако, все совершенно спокойно.
— Смертельные исходы?
— Недостойные упоминания.
