— Владыка, я не…
— Это трудно понять, я знаю. Я умру четырьмя смертями смертью плоти, смертью души, смертью мифа и смертью причины. И в каждой из этих смертей будет зерно воскрешения.
— Ты вернешься из…
— Вернутся зерна.
— Когда Тебя не станет, что произойдет с твоей религией?
— Все религии — это единичные сообщества. Золотая тропа содержит в себе весь спектр не целиком, а по частям. Давай назовем иллюзорные обманы зрения несчастными случаями восприятия.
— Люди будут все так же Тебе поклоняться, — сказала она.
— Да.
— Но когда кончится навсегда, они разозлятся, — сказала она. -Последует отрицание. Некоторые станут говорить, что Ты был обыкновенным тираном.
— Иллюзорный обман зрения, — согласился он.
Какой-то миг ей мешал комок в горле, затем она проговорила:
— Но как Твоя жизнь и смерть изменяют… — она покачала головой.
— Жизнь человечества не прервется.
— Я верю в это, Владыка. Но какой она будет?
— Каждый цикл является реакцией на предыдущий. Если Ты задумаешься поразмышлять над формой моей Империи, то поймешь, какую форму примет следующий цикл.
Она отвела глаза в сторону.
— Все, что я узнала о Твоей семье, говорило мне, что Ты пошел бы на это… — не глядя, она указала на его тело. — Ты мог пойти на такое лишь из бескорыстных побуждений. Я не думаю, что я и вправду представляю форму твоей Империи.
— Золотой Мир Лито?
— Мира меньше, чем некоторые хотели бы заставить нас поверить, сказала она, снова переводя взгляд на него.
«Вот ее честность!» — подумал он. — «Ничто ее не отпугнет».
— Сейчас время желудка, — сказал он. — Сейчас время, когда мы расширяемся, как расширяется единичная клетка.
— Но что-то упущено, — сказала она.
«Она — как Данканы», — подумал он. — «Что-то упущено, и они немедленно это чувствуют».
— Плоть растет, но не растет психика, — сказал он.
— Психика?
— Рефлекторное самосознание, рассказывающее, насколько же ЖИВЫМИ мы можем стать. Тебе это хорошо известно, Хви. Наставляющее тебя, как быть честной перед самой собой, как взаправду быть собой.
— Твоей религии недостаточно, — сказала она.
— Ни одной религии никогда не может быть достаточно. Это вопрос выбора — единственного, личного выбора. Ты понимаешь теперь, почему для меня так много значат твои дружба и общество?
Она моргнула, отгоняя слезы, кивнула и сказала:
— Почему люди этого не понимают?
— Потому, что условия не позволяют.
— Условия, которые диктуешь Ты?
— Именно. Окинь взглядом всю мою Империю. Видишь Ты ее форму?
Она закрыла глаза, задумавшись.
— Кто-то хочет сидеть у реки и каждый день ловить рыбу? — спросил он. — Замечательно. Такова его жизнь. Ты хочешь плавать в маленьком суденышке по внутренним морям и посещать незнакомые народы? Превосходно! Чем еще можно заниматься?
— Путешествовать в космосе? — спросила она, и была в ее голосе нотка вызова. Она открыла глаза.
— Да, Ты обратила внимание, что Союз и я не позволяем этого.
— Этого не позволяешь ТЫ.
— Верно. Если Союз выйдет у меня из повиновения, то больше не получит спайса.
— И приковав людей к своим планетам, удерживаешь их от злых выходок. — В этом есть кое-что поважнее. Это наполняет их тоской по странствиям. Это создает в них НЕОБХОДИМОСТЬ совершать дальние путешествия и видеть незнакомое. В конце концов, путешествие и свобода становятся синонимами.
— Но спайс иссякает, — сказала она.
— И свобода с каждым днем становится все драгоценней.
— Это может привести лишь к отчаянию и насилию, — сказала она.
— Мудрец из моих предков… который, на самом деле, тоже я сам, Ты ведь понимаешь? Ты понимаешь, что в моем прошлом для меня нет чужих?
Она кивнула в благоговейном страхе.
— Этот мудрец заметил, что богатство — это орудие свободы. Но погоня за богатством — это путь в рабство.
— Космический Союз и Орден поработили сами себя!
— Так же, как икшианцы, Тлейлакс и все остальные. Время от времени им удается разнюхать тайничок с меланжем — это постоянное разнюхивание и держит их в плену, не давая уделить внимание чему-то еще, Очень интересная игра, не правда ли?
— Но когда последует насилие…
— Тогда будут голод и суровые помыслы.
— Здесь, на Арракисе, тоже?
— Здесь, там, повсюду. Люди будут оглядываться на мою тиранию, как на СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ДЕНЕЧКИ. Я стану зеркалом их будущего.
— Но это будет ужасно! — запротестовала она.
«Ее реакция и не могла быть иной», — подумал он.
И сказал:
— Поскольку земля откажет людям в поддержке, выжившие станут тесниться во все меньших и меньших убежищах. Жестокий процесс естественного отбора будет воспроизведен во многих мирах взрыв рождаемости и иссякание пищи.
— Но не способен ли Союз…
— По большей части, Союз окажется беспомощен из-за нехватки меланжа, чтобы использовать доступный транспорт.
— И богатые не спасутся?
— Некоторые из них.
— Значит, на самом-то деле Ты ничего не изменил. Мы будем точно также продолжать сражаться и умирать.
— До тех пор, пока Песчаный Червь не воцарится вновь на Арракисе. Тогда мы проверим себя на основополагающий жизненный опыт, к которому все причастятся. Мы усвоим, что происшедшее на одной планете может произойти на любой.
— Так много боли и смерти, — прошептала она.
— Разве Ты не понимаешь насчет смерти? — спросил он. — Ты должна понять. Народы должны понять. Вся жизнь должна понять.
— Помоги мне, Владыка, — прошептала она.
