Он внимательно смотрел на нее, ничего не говоря, роясь в памяти.
– Разве тебе не понравилось совокупление со мной? – спросила она.
Вот оно! Вот название слова, которое он пытался вспомнить, но так и не мог, пока она его не произнесла. Совокупление? Может, она одна из той чокнутой части нового поколения: секс для продолжения рода?
– Что ты сделала со мной? – спросил он. Голос его прозвучал так хрипло, что он сам был этим поражен.
– Сделала? Я просто…
Он поднял свою руку, показывая место, куда она вколола ему то таинственное мускусное вещество. Слабая бледность прикрывала подкожный синяк.
– А, это, – сказала она. – А тебе разве не понравилось, что я сделала тебе укол?
Он опустился на спину, подложив подушку. Господи, как он устал.
– Значит, укол, – повторил он. – Итак, ты вколола мне какой-то наркотик.
– Я только добавила тебе то, что есть в крови у каждого мужчины, когда он готов к совокуплению, – заметила она, понимая, что ее голос выдает ее смущение. Чужаки такие странные, когда дело касается совокупления.
Голова Перуджи раскалывалась от боли, и ее слова лишь увеличивали эту боль. Он медленно повернулся и прямо посмотрел на нее. Господи! Какое чувственное тело!
– Ты все время повторяешь это слово «совокупление», – с трудом, но четко произнес он.
– Понимаю, у тебя другие слова для того, чем мы занимались, – сказала она, начав объяснения, стараясь, чтобы они выглядели здравомыслящими, – но мы называем это так – совокупление.
– Мы?
– Мои… мои друзья и я.
– Ты совокуплялась с ними?
– Иногда.
Сумасшедшие групповые наркоши! Может, именно это и скрывает Хелльстром: секс-оргии и возбуждающие наркотики? Перуджи внезапно ощутил глубокую и похотливую зависть. Предположим, они регулярно устраивают такие вечеринки, вроде той, что он провел с Фэнси. Конечно, такого не может быть. Но какой бы это был опыт для мужчины! И для женщины, несомненно, тоже.
Заниматься подобным – вне рамок закона, но…
Фэнси сбросила полотенца и стала надевать халат, как и ночью, похоже, совсем не смущаясь от своей наготы.
Несмотря на головную боль и полную апатию, Перуджи не мог не восхищаться ее чувственной грацией. Что это за женщина!
Одевшись, Фэнси призналась самое себе, что она проголодалась, и подумала, хватит ли у Перуджи денег, чтобы купить завтрак. Ей нравилась мысль об экзотической пище Чужаков, но она не захватила с собой денег, когда покидала Улей. Теплое пальто, ампула, велосипед – это она взяла со складов, но не деньги.
«Я торопилась», – подумала она и не смогла сдержать веселого хихиканья. Дикие Чужаки такие забавные, если их возбудить, словно подавляемая внутри сексуальная энергия припасается специально для подобных случаев.
Наблюдая за тем, как Фэнси одевается, Перуджи вдруг поймал себя на мысли, что первоначальное беспокойство вернулось к нему. Какая чепуха! Впрочем, где-то она-таки достала это возбуждающее средства. Этого нельзя было отрицать. И его поведение ночью служило дополнительным подтверждением этому.
«Восемнадцать раз!»
Что-то глубоко порочное связано с этой фермой.
«Совокупление!»
– У тебя есть дети? – спросил он.
– О, несколько, – ответила она, лишь потом осознав, что ошибкой было признаться в этом. Инструкции насчет сексуальных запретов Чужаков были четкими. Ее собственный опыт подтверждал это. И вот это потенциально опасное признание. У Перуджи нет никакой возможности догадываться, сколько ей лет. Достаточно, чтобы быть его матерью, вне всякого сомнения. Различие, свойственное Улью, между внешним видом и возрастом было одной из тех вещей, которое не должны были узнать Чужаки. Она ощутила внезапный приступ осторожности, к которой призывал Улей.
Ее ответ удивил Перуджи.
– Несколько? Где же они?
– О, с друзьями. – Она пыталась вести себя беззаботно, но теперь внутри она вся напряглась. Нужно изменить тему. – Хочешь еще совокупляться? – спросила она.
Однако Перуджи был слишком потрясен этим поразительным откровением, чтобы поддаться на ее уловку.
– Разве у тебя нет мужа?
– О да, нет.
– Кто же тогда отец твоих нескольких детей? – спросил он, но потом осознал, что, наверное, ему следовало говорить об отцах, во множественном числе.
Его вопросы увеличили ее нервозность.
– Я не хочу говорить об этом.
Ошибкой было признаваться, что у нее есть дети. Воспитанное Ульем сознание постепенно восстанавливало события проведенной с Перуджи ночи. Этот Чужак сделал несколько любопытных признаний во время мук экстаза при совокуплении. На некоторое время ей полностью приоткрылись самые глубины его сознания. С показной беззаботностью она подошла к велосипеду и сняла длинное меховое пальто, набросив на одну руку.
– Куда ты собралась? – требовательно спросил Перуджи. С трудом подвинув ноги к краю постели, он позволил им упасть на холодный пол, придавший ему немного сил. Голова кружилась от слабости и заныло в груди. Что, черт возьми, она ему вколола? Она попросту попользовалась им.
– Я проголодалась, – объяснила она. – Могу я оставить велосипед, пока я схожу на улицу и чего-нибудь поем? Может, мы сможем посовокупляться чуть попозже.
– «Поем»? – повторил он, и его желудок скрутило от этой мысли.
– Здесь кафе неподалеку, – сказала она. – А я очень проголодалась… – захихикала она, – после этой ночи.
«Ей по крайней мере придется вернуться за своим чертовым велосипедом», – подумал он. И понял, что он в своем нынешнем состоянии совсем ей не пара. Перуджи подготовит к ее возвращению комитет по торжественной встрече. Они должны распутать тайну Нильса Хелльстрома, и ниточку, за которую они потянут, зовут Фэнси.
– Только до кафе, – сказал он, словно объясняя это самому себе. Он вспомнил виденную им неоновую вывеску.
– Я хочу… позавтракать, – сказала она и нервно сглотнула. Из-за этой нервозности она чуть не сказала: «Завтрак Чужаков». Слово «Чужак» было одним из тех, что нельзя было упоминать в разговоре с ними. Она скрыла свое смущение, спросив: – У тебя есть деньги? Я так торопилась тайком выбраться прошлой ночью, что не взяла ничего.
Перуджи почти не расслышал ее запинающуюся фразу, жестом махнув в сторону своих брюк, лежавших на стуле.
– В заднем кармане. В бумажнике.
