чуть-чуть подожди… – И вдруг закричала: – Совершенный! Поторопись! Кеннит твой! Поспеши и возьми его!
Совершенный? Душу Кеннита пронзил страх. Совершенный был потерян для него. Теперь это был лишь призрак родом из детства. И он убил его. Его корабль больше не примет его. Так что домой ему не попасть. Совершенный вышвырнет его и отправит тонуть в морских волнах, как он когда-то поступил с…
Он узнал прикосновение огромных рук и тотчас понял, что принят. Он бы, наверное, заплакал, но слез больше не было. Он хотел говорить, хотел вслух сказать о том, как ему жаль, как он виноват.
– Тихо, тихо, – услышал он чей-то голос. Кто это был? Совершенный? Или, может, отец? – Не бойся ничего, – продолжал любимый и любящий голос. – Теперь ты со мной, и я больше не брошу тебя. Больше тебя никто не обидит. – И Кеннит ощутил поцелуй, разом и без всякого суда отпустивший все его грехи. – Иди ко мне. Вернись. Вернись домой…
И мрак перестал быть мраком. Он сделался серо-серебряным, как шелковистое диводрево, и Совершенный принял Кеннита к себе и в себя, и все растворилось в сияющей белизне.
ГЛАВА 35
ТРУДНЫЕ РЕШЕНИЯ
– ПОЙДЕМ скоре вниз, чтобы я могла наложить повязку, – увещевала Малта. – Государь, побереги же себя!
Очередной камень рухнул у самого борта, и она невольно отшатнулась. Потом оглянулась, и Рэйн проследил ее взгляд. Джамелийцы целились все лучше. Наверное, потому, что расстояние сокращалось.
– Нет! Погоди! – Сатрап крепко сжимал поручни и злорадно смотрел вниз. Малта не отходила от него, держа тряпку крепко прижатой к сабельной ране у него на животе, ибо сатрап наотрез отказывался прикасаться к себе. Для этого, по его мнению, годилась только Малта. Рэйн более не позволял себе ревновать. Сатрап так цеплялся за присутствие Малты, словно без нее весь его мир рассыпался бы на части, но, кажется, даже себе самому не сознавался в том, насколько стал зависимым от нее. Рэйн только забавлялся, наблюдая за самодержцем, в упор не слышавшим отчаянной фальши в любезно-почтительном голосе Малты.
Вот Касго наклонился вперед и приложил руки рупором ко рту, чтобы люди на тонущем джамелийском корабле вернее расслышали его голос.
– Прощай, господин Криат! Верно, твои добрые советы очень пригодятся моему белому змею. А уж я прослежу, чтобы твоя семья в столице доподлинно узнала, как храбро ты молил о помощи. Что-что, Фердио? Плавать не умеешь? Ну, тебе не о чем беспокоиться. Ты не долго пробудешь в воде, а у змея в брюхе плавать тебе уже не придется. А-а, и ты здесь, господин Крейо! Твоим сыновьям не придется ссориться из-за наследства: они ничего не получат. Ни земельных пожалований в Удачном, ни джамелийских наделов! А ты, Пэтон, владетель Всхолмья, с которым мы так весело курили вдвоем! То-то славно будут куриться твои сады и леса – светлая память! А ты что прячешь лицо в ладонях, благородный Внесет? Не бойся, я про тебя ни в коем случае не забыл! У тебя ведь, кажется, дочь есть?
Вельможные заговорщики беспомощно смотрели на своего государя. Кто-то молил о пощаде, кто-то пытался гордо молчать, а некоторые отвечали оскорблениями на оскорбления. Какая разница? Все равно всех ждал один и тот же конец. Они отказались сесть в шлюпки, убоявшись шнырявшего поблизости змея, и тогда команда бросила их на корабле. Впрочем, матросы не много от этого выгадали. От шлюпок остались одни щепки, кружившиеся на волнах, и Рэйн не видел, чтобы спасся хоть один человек.
Уроженцу Чащоб вконец опротивело происходившее, и он попрекнул сатрапа, заметив:
– Ты смеешься над гибнущими…
– Я смеюсь над изменниками! – гневно отрезал самодержец. – И сладка будет моя месть! – вновь крикнул он во весь голос.
Он с жадным нетерпением смотрел на своих вельмож, стоявших на палубе, по которой уже перекатывалась вода, и бормотал какие-то имена, явно запоминая покрепче, чтобы никого не пропустить, когда придет время отыграться на их семействах. Рэйн обменялся взглядами с Малтой. И вот этот мстительный, не ведающий жалости мальчишка в самом деле был монархом всея Джамелии, государем сатрапом? А Касго продолжал кричать:
– Погоди, мой прекрасный змей, не уплывай от нас, здесь для тебя еще несколько нежных, жирных… Ой-ой-ой!
Его голос оборвался, он согнулся вдвое.
– Государь мой, довольно изливать свой царственный гнев на этих ничтожных, у тебя опять кровь пошла, – с самым невинным видом объявила Малта, чья рука с тряпкой все так же крепко прижимала его рану. – Пойдем, нам нужно поспешить вниз! А над этими людьми пусть свершится правосудие Са!
– Кровь? Значит, эти трусы и предатели заслуживают еще худшего наказания. Кеннит был прав! Ты знаешь, а ведь он меня спас. – И сатрап оперся на Рэйна, словно так тому и следовало быть. Вдвоем с Малтой они повели его к рубке. – Под конец Кеннит все-таки понял, что моя жизнь была ценнее его собственной. Храбрец! Конечно, я тоже явил беспримерное мужество, но когда они бросились убивать нас, Кеннит заслонил меня и принял назначенный мне смертельный удар. Что ж, мы всегда будем чтить имя Кеннита, короля Пиратских островов!
Стало ясно, что сатрап вознамерился приписать себе деяния и репутацию Кеннита. Рэйн решил ему подыграть.
– Без сомнения, – сказал он, – певцы сложат дивные баллады, в которых воспоют твое удивительное приключение. О том, как отважный молодой сатрап посетил Удачный и Дождевые Чащобы. Как он претерпел немалые опасности и в конце концов был спасен благородным пиратским королем, успевшим понять, сколь важен для этого мира джамелийский государь.
Рэйн говорил с самым серьезным видом и слегка нараспев, косясь на Малту и с немалым удовольствием наблюдая, как она гонит с лица улыбку.
Сатрап же так и засиял от восторга.
– Да-да! Отличный замысел, – похвалил он Рэйна. – И там непременно должен быть целый стих с перечислением имен гнусных отступников. И как они погибли, растерзанные змеями, которым Кеннит повелел меня охранять. И пусть могущие взлелеять преступный помысел услышат эту песнь и убоятся злоумышлять против меня!
– Несомненно, государь, – кивнула Малта. – Но сейчас нам непременно нужно укрыться внизу.
И она с прежней твердостью направляла Касго вперед, а взгляд, брошенный Рэйну, ясно говорил: она не была уверена, что они доживут хотя бы до вечера. Но даже невзирая на столь черные сомнения, Рэйн радовался уже тому, сколь ясно он ощущал ее чувства и мысли, просто стоя вблизи. В свою очередь, он собрался с силами и попытался поделиться с нею спокойствием и уверенностью. А что? Наверняка капитану Кенниту доводилось бывать еще и не в таких переделках. А значит, его команда уж что-нибудь да придумает.
– Я сделаю саван из парусины, – предложила Янтарь.
– Ага, – отсутствующе кивнул Брэшен.
Он смотрел на тело Кеннита, распростертое на палубе. Пират, из-за которого все они едва не погибли, лежал мертвый. Его мать обнимала и укачивала погибшего сына. Она плакала без слез, а по губам блуждала улыбка. Что же до Совершенного, то, вручив Кеннита матери, корабль погрузился в глубокое молчание, и Брэшен даже не отваживался с ним заговорить, опасаясь, что тот попросту не ответит. В душе корабля определенно что-то происходило, и это что-то не было предназначено для посторонних. Так что Брэшен просто ждал. Ждал, признаться, не без определенного страха.
– Ну и как мы будем выпутываться? – деловито осведомился Клеф.
Брэшен сверху вниз посмотрел на юнгу и коротко ответил:
– Не знаю пока. Попробуем что-нибудь придумать.
Юнга со знанием дела обвел взглядом неприятельские корабли и поинтересовался:
– А почему они вплотную не подходят?
– Подозреваю, – ответил Брэшен, – они побаиваются живых кораблей. Зачем им лезть на рожон, если можно метать камни издалека?
Ну а джамелийское судно, которое они протаранили, продолжало погружаться. Оставшиеся на борту в
