чтобы именно его расстрелять на страх другим! Потому и говорил – зомби!
– Конечно! – смеялся Полоз из-за звезд, которые были почему-то черными.
– Ты врешь, он не зомби! Он человек с живой душой!
– Как и те остальные, кого я перетаскивал из прошлого! Думаешь, это были дубликаты? Я пудрил мозги и тебе, и другим. Чтобы не отвечать перед слюнявыми "человеческими" законами. – Он опять постепенно приблизился. – Все мальчики были настоящие. Для страдания нужны только настоящие дети, Питвик. Природа искупления не терпит подделок…
Я все же выхватил из-под подушки пистолет. Дернул предохранитель, выпалил в повисшее совсем рядом лицо.
Ах-х! – и белая вспышка. Лицо исчезло. Сразу. И ночь исчезла. Я сидел на диване с "ПП" в руках. В окно пробивалось сквозь лисья веселое такое, раннее солнце.
ПРИСТАНЯ
1
Сивка еще прихрамывал, но шагал рядом со мной бодро и бесстрашно. Видимо, он считал, что костюм "хорошего мальчика" ограждает его от всяких подозрений и опасностей, которые грозят беспризорникам. А кроме того, с ним шел "дядя Питвик" – крепкий решительный мужчина с пистолетом в кармане. Вчера он уже спас Сивку от беды. Спасет, если надо, и снова.
Веселая Сивкина беззаботность заразила и меня. В самом деле, кто мог нам угрожать? Полоз, чпиды, "Рио"? Но вряд ли они посмеют напасть солнечным утром посреди улицы, где полно людей. Или подкатит полиция и предъявит официальное обвинение, что вчера я напал на двух представителей Чрезвычайной педагогической инспекции? Но едва ли те жаловались в полицию. К тому же дело бесспорное: я спасал ребенка от двух мерзавцев, грозивших ему гибелью. Да и уложил я их не насовсем, а лишь на полчасика…
В конце концов, какое бы ни было здесь дурацкое государство, какое бы подлое правительство ни вершило власть, но есть же законы, адвокатура, суд. Тем более что я гражданин Полуострова, скандал будет международный…
Впрочем, никто нас не потревожил, не обидел по дороге. В трех кварталах от кладбища мы сели в фаэтон-автомат.
Сивка цвел как георгин. Признался, что ни разу не ездил внутри автомобиля.
– А снаружи?
– Ха! Фиг ли спрашивать! Сзади скакнешь на бампер, уцепишься и газуй! Главное, чтобы клюв не захомутал!
Я понял, что клюв – это полицейский.
– Да ведь загреметь можно на ходу.
– Ага! – с удовольствием подтвердил Сивка. – Один раз – во! Он поддернул широкий рукав, показал на коричневом локте розовый неровный рубец. – С прошлого года не сходит. И не загорает. На всю жизнь клеймуха…
Все же он был дитя Пристаней, несмотря на нынешнюю благопристойную внешность. И я подумал, что отца Венедикта ждет немало хлопот.
А меня? Какой он сейчас, Петька-то? Наверняка обитание на Пристанях и для него не прошло бесследно…
Пристаня начинались за той набережной, где я прошлой осенью схлопотал вызов на дуэль. Идиотская история… Однако благодаря ей я узнал о Полозе.
Интересно, как поживает сейчас эта компания? Вертлявый отставной штабс-капитан Гвальский, граф Угин? Все так же играют в кабачковых аристократов? Или подались в какие-нибудь банды вроде "Рио"? Их "дворянская" мораль тому, наверно, не преграда… А может, угодили за решетку? Едва ли. Уж если Полоз на свободе и процветает…
Недавний сон о Полозе я старался не вспоминать. Но он сидел во мне крепко, словно это и не сон, а настоящий разговор… А может, и правда не сон? Вернее, не совсем сон… Да ну его к черту! Главное теперь – Петька!
Мы не поехали по той романтической набережной. Сивка показал окольную дорогу безлюдными переулками. Автомат-водитель наконец заскрипел и заругался: машина не приспособлена для таких "колдобистых" мостовых.
Я сказал, что он не машина, а утиль и я запишу его номер, чтобы "тебя, ржавую канистру, завтра же отправили на переплавку".
"Канистра" оскорбилась, мертво стала на обочине. Я плюнул, и мы с Сивкой вышли. Все равно Пристаня были рядом.
Переулок привел к кирпичной стене с разломанным верхом. В стене была дыра – такая, что я свободно пролез вслед за Сивкой. Сивка стал собранным и деловитым. Этаким юным хозяином.
– Не отставайте…
Всюду виднелись кривые приземистые сараи и фантастические сооружения из разномастных ящиков и гофрированного пластика. Моталось на веревках разноцветное тряпье.
Под осевшим железным навесом старик царапал долотом перевернутую лодку. Распрямился, глянул на нас колюче: ходят, мол, тут всякие нездешние. А потом и спросил:
– Кого ищете, господа туристы?
Сивка глубоко сунул руки в клетчатые карманы. И вдруг негромко, но четко выдал стишок:
Это был явно здешний пароль. Старик уронил долото, заулыбался черным беззубым ртом:
– Тутошний, что ли?.. У, да это никак Сивка-Бурка. И не признать сразу…
Сивка независимо сообщил:
– А это Петькин отец. Ну, того, который Пит с котом! Петька думал, что он умер, а он – вот! Ищет!
Старик не показал удивления:
– Это хорошо, что отец. Тогда конечно… Ступайте, ищите. Их, пацанов-то тутошних, сразу не найти, лазают где попало…
– А вы моего Петьку не видели? – не удержался я.
– Как не видел? Позавчерась он со своим зверем ребятишкам представление казал. Не только маленькие глядели, а всякий народ. Сплошной цирк… А вообще-то он, говорят, у Китайца живет, это ведь на том краю. Добираться вам ой сколько…
– Доберемся, дед, – солидно сказал Сивка.
И мы пошли. Вернее, стали пробираться. Среди заборов и землянок. Мимо пакгаузов без крыш и вытащенных на сушу развалившихся пароходов и барж. Сквозь ольховые заросли и великанский репейник, в котором ржавели якоря, бочки и упавшие портовые краны. Под разрушенными эстакадами и трубопроводами. Через рельсы, рядом с которыми валялись поломанные вагонетки. Мимо домишек, выстроенных из судовых рубок, товарных вагонов и контейнеров.
Всюду шастала замурзанная малышня. Останавливались, разевали рты, глядя на великолепного Сивку и на незнакомого господина.
– Пита с котом не видели? – небрежно спрашивал Сивка.
– Не-а…
– Вчера видели…
– Говорят, он с черной баржи окуней ловит. Для Кыса…
– Не-е! Это Петька Жмых ловит!
– Ладно, пойдем, – снисходительно говорил Сивка мне.
Он тут был свой среди своих. Двигался уверенно, убегал вперед. Перестал хромать. Иногда вскакивал на рельсы и балки, шел по ним, балансируя, и его клетчатые штаны парусили на ветерке…
