лисицы.
— Это держать в зубах. Гуумта. И тогда холод не достанет до лица.
— Луубис. У тебя есть еще один для Фашналгида?
— У этого человека на лице и так растет хвост, — ответил Уундаамп, с веселым смехом указывая на усы капитана.
— По крайней мере он старается быть с нами добрым, — проговорила Торес Лахл, потом помедлила, но зажала хвост зубами, и мех защитил ее нос и щеки от мороза.
— Уундаамп добрый. И когда завтра ночью мы разобьем палатку, будь с ним поласковее. Добро должно возвращаться.
— Э-э-э, нет... Лутерин... только не это, пожалуйста. Мне казалось, я тебе небезразлична.
Шокерандит в ярости повернулся к женщине.
— Да — но в первую очередь мне небезразлична наша судьба. Нам нужно добраться живыми до Харнабхара. Я знаком с привычками ондодов и знаю, что такое дорога через холодные горы, а ты ничего не знаешь. Это обычай, от него зависит, выживем мы или нет. Прекрати считать себя особенной.
Торес Лахл, оскорбленная до глубины души, ответила:
— Значит, тебе наплевать и на то, что Фашналгид насиловал меня всякий раз, как ты отвернешься?
Шокерандит бросил палатку и схватил Торес за отвороты куртки.
— Врешь! Когда он посмел к тебе прикоснуться? Выкладывай сейчас же. Когда и сколько раз? Это было не однажды?
Торес Лахл все ему рассказала, а он слушал, и глаза его погасли.
— Хорошо, Торес Лахл.
Теперь он говорил почти шепотом, его лицо застыло.
— Фашналгид нарушил офицерский закон чести. В дороге он еще нужен нам. Но как только мы вернемся домой, я убью его. Понятно? Все, молчи.
Не сказав больше ни слова, они загрузили сани. Смртаа — возмездие. Частый гость в этих краях. Уундаамп запряг собак, и через несколько минут сани уже мчались по тропе сквозь туман. Шокерандит и Торес Лахл крепко вцепились зубами в лисьи хвосты.
Недремлющая машина Аверна продолжала вести запись всех событий, происходящих внизу на планете, автоматически транслируя запись на Землю. Но ничтожное количество людей, уцелевших на станции наблюдения, теперь мало заботила эта своя главная обязанность; главным для них стало собственное выживание. Количество людей на станции чрезвычайно уменьшилось в результате болезней и постоянных схваток, и самозащита стала повседневной реальностью.
Продолжительное время заняли возникновение племен и установление племенных территорий, положившее конец постоянным стычкам. На нейтральной территории между племенами существовали срамные куклы, к тому времени превратившиеся в нечто среднее между богами и демонами.
Таким образом установился более или менее равновесный мир, хотя давнишнее разрушение установок по производству синтетической пищи означало, что каннибализм все еще был широко распространен. На станции почти не было другого мяса, кроме человеческого. Но настал день, и употребление в пищу человеческого мяса стало суровым табу, которое не смели нарушить послушные обитатели Аверна, покорные во многих поколениях. Нисхождение к варварству, тем более за одно поколение, — вынести такое психика не могла.
В племенах установился матриархат, при этом основная масса половозрелых молодых людей практиковала разделение личности. Так, в одном теле могло существовать более десяти личностей с разнообразными наклонностями, разного пола, возраста и привычек. Большинство, аскеты- вегетарианцы, существовали в шаге от каменного дикарского века, буйные танцоры — от законотворцев.
Сложное разъединение с природой, происходящее среди колонистов Аверна, достигло своих пределов. Теперь не только отдельные личности отвернулись друг от друга, многие не понимали самих себя.
Не для всех подобная адаптация к стрессовой ситуации превратилась в повседневность. Когда начались первые жестокие схватки, несколько техников покинули станцию. Они похитили челнок из дока технического обслуживания и бежали. Техники образовали колонию на Аганипе.
Несмотря на весь соблазн, исходящий от зеленой, голубой и белой Гелликонии, та таила в себе огромную опасность для людей, о которой нельзя было забывать. В мифологии Аверна Аганип занимал особое место, поскольку именно здесь много тысяч лет назад корабль с колонистами с Земли впервые основал базу, где люди жили, пока шло строительство Аверна.
На Аганипе не было жизни, его атмосфера почти целиком состояла из двуокиси углерода с небольшой примесью азота. Но ранее основанная база все еще оставалась в отличном состоянии и готова была принять обитателей.
Беглецы построили для себя небольшой купол. Жить там можно было только в очень стесненных условиях. Первым делом они отправили донесение на Землю, после чего, не имея намерения две тысячи лет дожидаться ответа, — на Аверн. Но у Аверна были собственные проблемы, и станция не ответила.
Беглецы не смогли понять природу человека, а именно того, что, подобно слонам и обыкновенным маргариткам, люди были всего-навсего функциональной частью биосферы. Оторванные от биосферы люди, существа более сложные, нежели слоны и маргаритки, имели гораздо меньше шансов продолжить существование. Передачу сигналов вели еще очень долго.
Но никто не отвечал.
Глава 12
Какуул в пути
Но что случилось после того, как отправленный сообществом людей сигнал сочувствия пронизал пространство и время и достиг духов Гелликонии? Разве после этого не случилось ничего важного — или значительного, чего-то совершенно отличного от событий прошлого?
Ответ на этот вопрос навсегда скрыт в туманном облаке догадок; у человечества имелся свой умвелт, сколь отважны ни были бы его попытки расширить тесный универсум своего проникновения. Могло оказаться, что стать частью другого умвелта просто невозможно с биологической точки зрения. Но могло быть справедливо и обратное. Возможно, нечто действительно великое, по-настоящему значительное, существенное и из ряда вон выходящее на самом деле произошло, но в другом, большем умвелте, чем умвелт человечества.
Если нечто подобное и впрямь имело место, это означало совместное действие, возможно, сочетание различных факторов, схожее с объединением усилий различных по воспитанию и манерам поведения человеческих личностей, которые, напрягая все силы, теперь одолевали путь к Харнабхару.
Если нечто подобное в самом деле произошло, то результирующий эффект должен был сохраниться надолго. Этот эффект мог быть отслежен на примере представляющих резкий контраст судеб Земли, где правила Гайя, и Новой Земли, существующей без общего духа биосферы...
Начнем со случая Земли, в честь которой назвали Новую Землю.
Промежуток между двумя постъядерными ледниковыми периодами понимался как взмах маятника. Гайя пыталась восстановить свои часы. Но это было гораздо легче сказать, чем сделать, поскольку биосфера значительно сложнее механизма часов. Истину можно было установить и