совсем другое — действительно провести эту ночь с покойниками. Это вам не баран чихнул! А покойники — вот они, сидят, улыбаются. Но что произойдет с ними после двенадцати?
Кузьминична со страхом поглядывала на часы. Наконец, не вытерпев, она соскочила с места и засеменила к двери, бормоча себе под нос:
— Связалась с вами, окаянные. Пойду-ка я лучше к Петровне заночую.
Пионеры не возражали (вслух). Оставшись вдвоем, они с беспокойством следили за ходом стрелки. Перескочив на деление, она замерла напротив цифры одиннадцать. В этот момент внезапно комната погрузилась в ослепительную тьму. Мгновеньем спустя свет вспыхнул снова, но теперь лампа светила лишь в полнакала.
В наступившей тишине зловеще скрипнула дверь. Взглянув туда, обомлел Колька. Тонюсенькая щель, появившаяся незаметно, увеличивалась в размерах, запуская в избу черноту мрака. Неподвижные мертвецы отбрасывали уродливые тени. Не в силах произнести ни слова, пионеры замерли, сжались. Что-то копошилось в сенях, что вот-вот должно было проникнуть в комнату.
— Может, хоть крестики нательные возьмете? — появилась в проеме голова Кузьминичны.
— Нет, бабушка, — на всю избу заорал взмокший от испуга Володька. — Все ваши предрассудки здесь не помогут.
Плюнуть с досады хотела Кузьминична, да вовремя вспомнила, что в своей избе стоит. Перекрестилась только, да еще раз взглянув на часы, испуганно исчезла, плотно прикрыв за собой дверь.
А большая и маленькая стрелки уже стояли почти рядом. Колька усиленно вспоминал всякие веселые случаи, но в голову ничего не лезло, кроме зловещих историй про мертвецов. Лампочка вновь мигнула, а когда вспыхнула, то ее свет едва освещал стол, вокруг которого сидели Володька, Колька и два мертвеца. Пионеры вовсю старались успокоить себя мыслями, что столь тусклый свет связан лишь с перебоями на станции, но эти слова почему-то казались сейчас совсем не убедительными. Шли последние тягостные секунды суток.
Тени мертвецов колыхались в неверном свете и, казалось, обретали свою собственную черную жизнь. Раздался щелчок в часах и створки окошка раскрылись.
Насмерть перепуганные взгляды мальчишек скакали с циферблата на неподвижные фигуры мертвецов и обратно.
— Ку-ку, — выпорхнула из своего оконца кукушка.
Готовясь дать деру, ребята кинули последний взгляд на покойников и…
Ничего! Ничто не нарушило их покоя. Как те сидели, так и продолжали сидеть в неподвижном забытье, не предпринимая никаких активных действий. В мутном взгляде остекленевших глаз пока не наблюдалось ничего угрожающего.
Мальчишки облегченно вздохнули и, как ни в чем не бывало, продолжили разговор, прерванный четверть часа назад. Страхи Кузьминичны и собственные опасения оказались безосновательными и смешными.
Бежали минуты, покойники не шевелились, а кукушка тем временем прокуковала и час, и два. После второго ее появления в избе уже нечем стало дышать. От мертвецов исходил противный сладковатый запах, от которого кругом шла голова. Не сговариваясь, Колька с Володькой выбрались на крылечко проветриться, оставив подопечных в комнате.
По черному небу неслись с огромной скоростью мелкие лохматые облака. Высоко, словно мертвый глаз, светила мутная Луна. Порывы сильного, задиристого ветра приминали кусты к земле, а невысокие деревца сгибали, чуть ли не пополам. Ночные декорации соответствовали разыгрываемому спектаклю. Кольке почудилось, что все мертвецы с деревенского кладбища вырвались из гроба и теперь идут в гости к ним. Полная Луна на минуту погрузилась в длинное облако, придав ему призрачную окраску, и в наступившем мраке даже Володьке стало не по себе.
Друзья тут же оказались обратно в избушке, оставив завывать ветер вне ее пределов. Первым, что им бросилось в глаза, был жуткий взгляд четырех глаз заметно изменившихся мужиков.
Неяркая лампа освещала их обоих. Синюшные лица злобно ухмылялись. У Федора была пробита щека, и обрывок кожи противно свисал вниз, открывая безобразную дыру. У Матвея лопнула кожа на виске, и оттуда торчало что-то уж чересчур отвратное. Луна, метнувшая пару лучей в оконце, блеснула в его глазах. Мертвецы поднялись и медленным тяжелым шагом двинулись к пионерам.
Не помня от ужаса ничего, Колька рванул дверь на себя. Та не сдвинулась места. Колька рванул ее еще сильнее. Дверь не поддавалась. Мертвецы безмолвно приближались.
— Матвей, — запинаясь от испуга, вымолвил Володька, — надеясь, что сейчас все образуется, и ожившие мертвецы снова станут обычными мужиками. — Матвей, опомнись. Это же я, Колька, В- володька.
Но это уже был не тот Матвей.
Видя безуспешные колькины попытки, Володька рванул дверь с удвоенной силой, но она даже не шелохнулась, словно прибитая к косяку зловещим заклятьем. Синяя разлагающаяся рука потянулась к колькиному горлу.
Завопив, Колька проскользнул под ней и ринулся в другой конец комнаты. Володька без промедления оказался там же. Мертвецы, не спеша, развернулись и снова зашагали к мальчишкам. Замедленные и бесстрастные движения словно говорили, что мальчишки обречены. Возможно, так и случилось бы, не вспомни Володька про лестницу на чердак.
Она располагалась у печки, а добраться туда не представляло особых усилий, так как покойнички не обладали увертливостью. Мигом взлетев на чердак, ребята захлопнули за собой крышку.
У неказистой избушки Кузьминичны и чердак оказался крохотным. Луна, вроде, стала светить ярче. Поток серебряных лучей вливался в широкое окно без ставен и стекла и освещал чуть ли не половину чердака.
Крышку успели придавить бочкой и парочкой ящиков, что создавало полную иллюзию преграды.
— Черт возьми, — вдруг ругнулся Володька. — Дверь-то от себя надо было толкать. Ох, и дурень же я.
«Хорошая мысля приходит опосля,» — хотел прочитать мораль Колька, да не успел.
Снизу раздались равномерные удары. Лишенные чувств мертвецы обладали безграничной последовательностью в поисках живой плоти.
Ребята сидели, сжавшись, возле окна. Удары снизу становились все сильнее. Дрожал потолок, тряслась бочка, и вдруг наступила оглушительная тишина.
Прошла томительная бесконечная минута, за ней еще одна. Липкая тишина затопила окрестности. Ни звука, ни шороха ниоткуда. Мерцающие лунные лучи переливались мертвенным светом, а в темных углах чердака затаилось нечто.
Первым не выдержал Володька. Он вскочил, схватил черенок от лопаты и шаг за шагом осторожно подобрался к люку. Он никоим образом не собирался спускаться вниз, а хотел только проверить надежность баррикады и, по возможности, выяснить местонахождение мертвецов. Секунда за секундой уходили в вечность, и безмолвие продолжало властвовать над миром. Обеспокоенный отсутствием информации, Володька нагнулся пониже, и в этот момент с оглушительным треском крышка лопнула. Ее осколки, перемешавшись с обломками ящиков и бочки, разлетелись по всему чердаку, повалив Володьку навзничь, а за край отверстия уцепилась холодная мертвая рука.
Володька подпрыгнул, заорал, надеясь вернуть себе хоть каплю смелости, и что есть силы вдарил по этой страшной руке. Рука не дернулась, не разжалась, словно не чувствуя удара, а над поверхностью чердака появилась голова Федора.
Невыносимая при электрическом освещении, она казалась теперь в сто раз ужасней в лучах Луны. Размахнувшись, Володька нанес второй удар, вложив в это дело всю душу. Кожа на затылке мертвеца треснула, разорвалась, и Володьку забрызгало склизким противным гноем.
Через секунду оба пионера уже приближались к земле, а жуткий гость принялся обследовать опустевший чердак.
Прыгать через забор Колька наотрез отказался, боясь, что увидит его мертвец и погонится вслед. Вздохнув, Володька начал устраивать убежище в кустах у забора.
