лохматой куделью до самых висков, где начинается обширная, тоже обветренная лысина. Кольцо в левом ухе. Умопомрачительная форменная куртка с эмблемой Космофлота. Белые шорты с огромной кобурой на боку — там настоящее грозное оружие космических первопроходцев, лаузер калибра 22, 4 мм. Черная бархатная повязка вместо галстука — она закрывает шрам, полученный в стычке с рубиновым Трысьбой, атаманом шайки космических пиратов.
Сердце мое замерло от восторга.
Дед спустился по лестнице и подошел к столу.
— Привел своего товарища? — спросил он у внука. — Ян тебя зовут? (Это уже мне.)
В моей ладони очутились поросшие рыжими волосами пальцы. Я робко и благоговейно пожал их, но потом вспомнил, что мужское рукопожатие должно быть энергичным, и изо всех сил стиснул длань Льва Ильича.
Дед сел за стол и устремил взгляд на внука.
— Как жизненные успехи?
— Уандерфул! — радостно отрапортовал Женька и ухнул в рот огромную ложку, ощетинившуюся перьями зеленого лука. — Фше ф погном погядге!
— Олл райт, — с удовлетворением сказал дед, хлопнул над своей тарелкой в ладоши, потер их и деятельно взялся за ложку.
На десерт были поданы винтоплодные цвурги. Удивительный гибрид, выведенный селекционерами Эвтерпы. Плод полагалось есть, постепенно поворачивая, виток за витком. При этом вкус постепенно менялся — от дынного зефира до винограда «Изабелла». Анатолий Львович, впрочем, начал откусывать попеременно с обоих концов, поглядывая в газету, которую он разложил на коленях. Он всегда был такой рассеянный, когда возвращался из своего Института Времени после командировок в XXXVII век.
— Ну-с! — сказал Лев Ильич, когда принялись за контрастный меркурианский кофе (бурлящее горячий — ледяной — снова кипяточный; перепад температур соответствовал условиям ближайшей к Солнцу планеты), — теперь перейдем к делам насущным. Женя, Ян, милости прошу наверх, в мою комнату.
Держа в руках чашечки с хладнокипящим напитком, мы поднялись по лестнице на второй этаж. Раскрылась дверь кабинета. Я увидел то, что и ожидал: звездные карты на стенах, макеты старинных звездолетов, древние марсианские амфоры на стеллажах вперемешку со свитками загадочных плазменных манускриптов Япета, скрещенные бластеры на шкурах инопланетных чудовищ.
И на видном месте:
На прикнопленном к стене куске бумаги красным фломастером Маковки было написано:
1. Не иметь четверок по всем предметам кроме космической лингвистики (по линкосу не иметь троек).
2. Получить второй разряд по космокарате.
3. Прочитать «Войну и мир», «Тихий Дон» и «Туманность Андромеды».
4. Совершить три героических поступка.
5. Не съедать больше 1 кг мороженого в день.
Под этими «Торжественными обязательствами» подведена черта и мелким почерком написано:
— Через неделю учебный год кончается, — сказал дед. — Можно, пожалуй, подвести итоги.
Женька без лишних слов продемонстрировал школьный табель, грамоту городского спортивного общества, потом заложил руки за спину, отставил в сторону ногу и начал: «Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены…»
— Достаточно. А как насчет геройства?
— Прыгнул в бассейн с тридцатиметровой вышки, — скромно потупясь, отчитывался Женька.
— Раз. — Дед загнул палец.
— Работал в бригаде полеводов на кофейных плантациях Меркурия в зимние каникулы.
— Слыхал, мама твоя рассказывала. Два.
— Кипяченое молоко теперь могу пить. С пенками.
— Ого! Три.
Я вспомнил наш побег с телекинетики и вставил:
— Еще пожертвовал личными интересами ради друга. Ради меня, то есть.
— Четыре! — удивился дед. — Переходим к последнему пункту.
— Легче легкого. — Женька презрительно поморщился. — Я мороженого вообще в рот не брал. Из принципа.
— Геройство номер пять! Поздравляю с перевыполнением. А что касается моего обещания…
«Дальнее космическое путешествие»… Сейчас прозвучат эти восхитительные слова, и для Женьки начнется жизнь, полная чудес.
На стене вспыхнул экран телесвязи и появилась… Капитолина. Она поискала окулярами Льва Ильича и призывно зафонила, как старый микрофон. Маковкин поставил кофейную чашку и повернулся к экрану.
— Але! Здрасьте, пожалуйста. Ваши-то огольцы нонче с телекинетики когти оборвали. — Речь Капитолины сочетала в себе диалектизмы и блатной жаргон. — Пороть их надо, как сидорианских козлов. Они, наверно, и махорку стырили.
— Не тырили мы махорку, Капитолина, — забеспокоившись, ответил Маковка, — мы ее нашли. Завтра в школу принесем.
— Махорка при них, а лепять, что не стырили, — весело прокомментировала Капитолина. — Будя мозги компостировать!
Экран погас.
На пороге стояла Ксения Карповна. В ее руках прохладно дымился поднос со свежим пломбиром.
Запахло грозой. Тучи сгустились, налились чернотой. Вот-вот сверкнет молния.
— Уважаемый внук весь в дедушку, — ровным голосом произнес Лев Ильич. — В его возрасте я тоже был скор на необдуманные поступки. В биографии каждого космического разведчика отмечено немало набитых шишек. А ведь мой почтенный внук, небось, тоже мечтает о Космофлоте? Ну, конечно! Твой сын, Ксения, еще прославит нашу фамилию. Гордись им!
Женька замер, боясь взглянуть на деда или на маму. К чему это клонит Лев Ильич?
— Кстати, ты, наверное, в курсе. Улетая на Эвтерпу, я обещал Женьке, что возьму его с собой в следующую экспедицию. Если, — палец деда указал на висевшие «Торжественные обязательства», — он окажется достойным дальнего космического путешествия. Теперь я готов исполнить свое обещание.
Вот это да! Прогулял два урока, а тебе за это подарочек. И какой! Но что скажет Ксения Карповна?
