— Поттер! — возмущенно воскликнула Лили, натягивая на себя простыню. — Какого черта ты делаешь у меня в спальне?
— Тихо! — прошептал Джеймс. — Мы в хижине, забыла?
— Да? Я думала, что это был сон.
— Конечно. Ты даже разговаривала во сне.
Лили вытаращила глаза и покраснела.
— Я что делала?
— Ты шептала все время «Джеймс, Джеймс», — с усмешкой сказал Джеймс.
— Да неужели? — еще раз спросила Лили, прекращая краснеть. Она поняла, что на самом деле Джеймс ничего не слышал. Она никогда не говорила «Джеймс, Джеймс» во сне. Она могла сказать что-то вроде «Убей меня вместо Гарри…» она не знала, почему, но этот сон снился ей снова и снова. Может быть, это случилось с ней в прошлой жизни? Хотя, может быть, и нет. Скорее всего, нет.
— Я думаю, что ты ошибаешься. Потому что я видела сны, а не
— Хорошо, теперь серьезно… — начал Джеймс.
— Что? — спросила Лили нетерпеливо.
— Ты храпела и бредила.
— Неправда! — нервно прокричала Лили.
— Правда. Ты храпела.
— Нет. Я не храпела.
— Хорошо, что ты видела во сне?
— Я не бредила, и я не храплю!
— Хорошо, хорошо. Я только пошутил. Но что тебе снилось?
— Не твое дело.
Джеймс закатил глаза.
— Послушай, Эванс. Я пытаюсь сделать этот кошмарный день хоть немного приятнее, и я был бы рад, если бы ты хоть немного мне в этом помогла. Я знаю, ты ненавидишь меня, но давай хотя бы на время притворимся, что мы друзья. Только на время. Мы опять можем быть Поттером и Эванс после того, как нас найдут. А сейчас можем мы быть Лили и Джеймсом?
Она уставилась на него подозрительно и удивленно, но где-то в глубине его глаз увидела, что он действительно хочет быть с ней в хороших отношениях… хотя бы в этот момент.
— Хорошо, — ответила Лили, протягивая руку для рукопожатия.
Джеймс взял ее руку в свою, однако, вместо того, чтобы пожать, поцеловал ее. Лили мгновенно отдернула руку.
— Что случилось? — спросил Джеймс.
Она пожала плечами, пытаясь притвориться более непринужденной.
— Итак, давай посмотрим, как там наша одежда. Я думаю, мы уже достаточно просидели здесь, чтобы она успела высохнуть. Она завернулась в простыню и направилась к камину. Джеймс пошел за ней.
— Что? — поразилась Лили, — одежда мокрее, чем была с самого начала! — затем она повернулась к Джеймсу. — Ты ничего с ними не делал?
Джеймс пожал плечами.
— Я думаю, что в таком случае я бы не стал мочить свою собственную одежду, — ответил Джеймс, показывая на свои вещи, которые были не суше, чем вещи Эванс. — И я бы никогда не стал мочить твою одежду. Сомнительное удовольствие — видеть тебя полуобнаженной, — сказал Джеймс и остановился, чтобы насладиться реакцией Лили. Хотя он и не находил, что видеть Лили полуобнаженной так уж плохо, но он очень любил дразнить ее. Ему просто нравилось наблюдать за эффектом, который производили на нее его слова.
Но Лили, казалось, его слова совсем не заботили. По крайней мере, внешне это никак не проявилось, потому что обычно она всегда начинала возражать, а сейчас не сказала не слова. Джеймс не знал, предпочла ли она просто проигнорировать его, или ее действительно не заботили его слова.
— Итак, — продолжал Джеймс, — что тебе снилось?
— Хорошо, мне снился Сириус, — солгала Лили.
Джеймс отвернулся, потому что не хотел, что бы Лили видела выражение его лица. Но это было бесполезно, она все равно заметила.
— Ты ревнуешь? — спросила Лили.
Джеймс сглотнул и ответил быстро, предпочитая не вдумываться в вопрос.
— Конечно, нет. С чего бы вдруг я стал бы ревновать Сириуса? У него было много девчонок, и я никогда не ревновал его. Я никогда не ревную к друзьям, я знаю границы.
Лили сделала глубокий вдох, прежде, чем спросить:
— Я имела в виду, что ты ревнуешь
— Нет. С чего бы это вдруг?
Лили была немного задета.
— Да, с чего бы вдруг?
Наступила тишина, которую нарушил Джеймс:
— Эванс?..
Она предпочла не слышать вопрос, и запела колыбельную: «Are you sleeping?/ Are you sleeping?»
— Эванс?.. — повторил Джеймс, еще беспокойнее.
— Brother John/ Brother John…
Снова она предпочла проигнорировать его вопрос, и запела еще громче:
— Sleep into the morning/ Sleep into the morning…
— ЭВАНС! — прокричал Джеймс.
Она остановилась точно на части «Ding, Dang, Dong».
— Что, Поттер?
— Ничего, — ответил Джеймс резко, и Лили продолжила петь свою колыбельную.
Напряженная тишина установилась снова. Настолько напряженная, что они не выдержали:
— Эванс! (Поттер!) — сказали они (Джеймс и Лили соответственно) в одно и тоже время, и сильно покраснели.
— Что? — спросили они друг друга снова, и не покраснели только потому, что уже и так были красные.
— Ты первый, — сказала Лили.
— Ты первая, пожалуйста.
— Нет, ты.
— Хорошо. Я не это имел в виду, — сказал он, глядя в пол. Фактически ты права.
— Права в чем?
— Ты знаешь… — он поднял голову, и посмотрел в ее глаза. — Я и правда ревную тебя к Сириусу.
Лили выглядела озадаченной, и почему-то немного несчастной.
— Ты имеешь в виду, что ты ревнуешь своего друга?
— Нет! — Джеймс почти кричал. Он уже почти сделал это, и Лили обескураживала его именно сейчас! Он схватил ее за плечи:
— Ты знаешь, что я имею в виду, Эванс. Ты только притворяешься.
Она оттолкнула его. Она выглядела так, словно хотела улыбнуться и в то же время, чтобы он никогда этого не произносил.
— Т-ты и-и-меешь-шь в-в-ввиду т-ты и я-я… я-я и-и т-ты?
Он робко закивал.
— Чепуха! Мне кажется, что это ты выпил, а не я!
Он нервно засмеялся, и сказал кому-то в комнате, будто там был кто-то еще, кроме Лили.
— Вуаля! Она спросила меня, ревную ли я ее. Я ответил, что да. И она сказала, что я выпил лишнего.
