денег, ни жизни, чтобы вырвать тайну магической силы, хранившей его.
Аббат, и так не слишком избалованный послушанием здешней паствы, на сей раз и вовсе онемел. Он лишь разевал огромный лягушачий рот, пучил блеклые глазенки завзятого пьяницы и чревоугодника, похожие в обыденном состоянии скорей на смотровые щели боевого шлема.
"Рыба, аки издыхающая на берегу рыба, - вяло подумал Марк и словно нехотя буркнул:
- А сейчас, для любителей особо острых и экзотических блюд - колдун на конюшне... под пикантным соусом.
И сорвав со стены факел, тяжело ступая ногами, обутыми в огромные сапожищи, решительно двинулся к выходу мимо испуганно жмущихся к стенкам слуг, не оглядываясь, в полной уверенности, что гости последуют за ним...
...ОН ощутил уже почти забытую радость здорового тела. Легким пружинистым шагом ОН прошелся по конюшне. Но, где-то глубоко в подсознании сидела тревога. Мучило и не давало покоя, словно внезапно воспалившийся зуб, отсутствие цели и полная дезориентация в себе. ОН не помнил: кто он, где и зачем...
Барон Марк, с факелом в высоко поднятой левой руке, пересек двор и остановился у дверей конюшни. Группа гостей, в начале последовавшая за бароном, основательно поредела, осталось, собственно, только трое: маркиз Кранц, рыцарь Шерман и аббат. Остальные гости почли за благо незаметно исчезнуть.
Когда же барон обернулся и глаза его в мятущемся факельном пламени зловеще полыхнули, Шерман внезапно пожалел, что ему не хватило благоразумия и смелости не ввязываться в столь сомнительное предприятие. Эту мысль нетрудно было прочесть на его благородном лице, с суетливо бегающими глазками. Глаза же аббата, вновь утонувшие в "смотровых щелях", разглядеть было уже невозможно, только алчный проблеск таился меж набухшими тяжелыми веками. Лишь маркиз Кранц не боялся - ибо был пьян и туп, что и отражалось на его, далеко не святом, лике и столь же нетвердой поступи, - туп сегодня, а пьян всегда...
- Святая троица, - невольно хмыкнул барон.
- Не кощунствуй, сын мой, - неуверенно проворчал аббат.
Рыцарь Шерман - промолчал, так на всякий случай, а маркиз Кранц многозначительно и задумчиво икнул...
...ОН замер. За дверью таился невероятный сгусток эмоций: страх, вожделение, неприятие, ярость, тупое равнодушие и всепобеждающее самодовольство. ОН тряхнул мгновенно отяжелевшей, "набухшей" головой, пытаясь сбросить тягостные эмоциональные путы. И в это время двери конюшни широко распахнулись...
Барон Марк невольно отшатнулся, факел в его руке дрогнул. Со спины на барона напирали: аббат и маркиз. Рыцарь Шерман пока благоразумно держался поодаль.
- Он... там... - довольно невразумительно пробормотал барон.
- Какая приятная неожиданность! - немедленно отреагировал маркиз, слегка посвежевший на воздуху - правда посвежевший, не настолько чтобы мыслить абсолютно логично. Аббат, оттеснив замешкавшегося барона, с трудом разместил свое объемистое тело в дверном проеме и простер вперед дрожащую пасторскую длань, огромную распухшую и красную, словно несвежий окорок, надеясь, по видимому, быть неуязвимым при столь эфемерной защите.
- Сын мой, - торжественно начал аббат, но натужная бодрость гармонично и непосредственно переросло в тихую панику. - Да, он же совершено невредим!!!
- Я привез его едва живого... обожженного... Он почти не дышал!!! шептал ошеломленный барон Марк.
Рыцарь Шерман вдруг проворно рухнул на колени и стал истово молиться. Аббат от неожиданности резко обернулся и осенил рыцаря крестным знамением, а затем яростно плюнул с досады. Маркиз Кранц тихонько сполз по дверному косяку и удобно устроившись на грязных плитах залился жизнерадостным сатанинским смехом.
В зыбком факельном свете общая картина приняла аллегорическую многозначность, допуская одновременно противоречивые толкования происходящего: то ли приобщение к некому таинству, то ли картина всеобщего безумия.
- ТИХО!!! - взревел барон Марк.
...ОН замер в центре конюшни, бесцеремонно вырванный из ласковых объятий тьмы светом и безжалостным перекрестьем эмоциональных флюидов. Эмоциональные импульсы такой интенсивности буквально пригвоздили, распяли ЕГО. Пытаясь сбросить наваждение ОН сделал шаг на встречу источнику мучений...
Аббат шарахнулся от протянутой бледной руки и как поршень выдавил из дверного проема и барона, и маркиза Кранца. Рыцарь Шерман, проявив завидную сноровку и несколько шокирующую поспешность, мигом захлопнул дверь конюшни, нежно приперев ее своим тщедушным аристократическим телом.
Маркиз Кранц, которого уронили-таки окончательно, не вставая и отрешенно созерцая звездное небо вдруг трезвым и мрачным голосом объявил:
- Балаган!
Аббат дернулся и злобно прошипел:
- Антихрист!!!
- Это вы мне? - слабо шевельнулся маркиз.
Барон Марк, наконец решился: ткнул факел в руки сноровистому рыцарю Шерману и подхватив Кранца подмышки, рывком поставил его на ноги. Не дожидаясь дальнейшего развития сюжета, барон Марк решительно оттеснил задумчиво закостеневшего бравого рыцаря и, отобрав факел обратно, прежде чем присутствующие успели что-либо сообразить, распахнул дверь ведущую в конюшню и сделал шаг... И дверь захлопнулась за ним.
...ОН чуял чужое смятение. Тот второй, что таился сейчас в полумраке, привнес дисгармонию в восприятие внешнего мира. Сбалансированное мироощущение дрогнуло. Мир чужих страстей взорвал четко отлаженный механизм стабилизации изнутри. ОН вдруг осознал, что эта непохожесть, с тем - другим, клокочущими простыми первобытными, но такими мощными и разнообразными эмоциями, таит в себе предвестие порока. Порока его идеально защищенной регенерирующей, но такой растительной психосоматической самоорганизации. ОН ощутил себя чистым листом, заготовкой. Наконец появилась Цель - ОН должен стать интеллектуально-эмоциональным сканером. ОН должен вобрать в себя мир, мир этого - другого. И всех остальных тоже... И тогда... больше не противясь, ОН открыл все каналы приема информации...
Барон рухнул на колени. Факел выпал из обессиливших рук на землю, и его свет стал еще более неровным и призрачным. Барон внезапно ощутил, что его сознание взбунтовалось. Вся его противоречивая натура всколыхнулась, словно застоявшееся болото в которое угодил метеорит, забурлила в водовороте захлестывающих петлей желаний, взбесившейся лавиной наползающих друг на друга. И может быть впервые со дня, когда не стало матушки, Марк ощутил, как дрогнуло нечто в груди, отдалось гулом в висках, заставило покачнуться и прикрыть глаза. Не память, а отсвет памяти; не страх - а неосознанная надежда на страх. И все это вместе - жестокая и безнадежно адская мука, именуемая Совестью.
Лакированная поверхность повседневного образа покрылась трещинами, цветные лоскуты отшелушились, барон Марк перестал быть тем кем он был на самом деле, предохранительные мембраны лопнули, и в кипящем котле эмоций барон предстал на Страшный Суд. На суд - перед самим собой.
- Господи, спаси и помилуй! - прохрипел Марк и потерял сознание.
...ОН едва держался на ногах. На обнаженную матрицу сознания лег отпечаток личности существа, чье тело после Контакта покоилось бесчувственным на земле. Каналы приема "гудели" как тяжело натруженные мышцы. ОН провел по лицу ладонью, пытаясь снять, убрать хотя бы соматический дискомфорт, а потом склонился над телом того - Другого...
Маркиз Кранц отшвырнул в сторону, повисшего было на его руке сердобольного рыцаря Шермана и тяжело качнулся в сторону двери.
- Не пущу, сын мой!!! - взревел аббат, закрывая обширной грудью вход в конюшню. - Не пущу! Подумай о душе, несчастный. То - ДИАВОЛ!!!
- А вот мы сейчас это и проверим, - индифферентно пробурчал маркиз и судорожно дернув из ножен
