Желязны Роджер
Лица его, пламенники пасти его
Я — наживляльщик, а если разобраться, так и попросту — наживка. Прирожденных наживляльщиков не бывает — кроме как в одном французском романе, где все герои такие. (Если память мне не изменяет, этот роман называется "Все мы — наживка". Тьфу.) Как дошел я до жизни такой — история малоинтересная, но Дни Зверя вполне заслуживают нескольких слов; почитайте, если не лень.
***
Венерианская Низменность расположена между большим и указательным пальцами континента, именуемого Ладонь. Когда эта рука швыряет навстречу снижающемуся кораблю черно-серебристый кегельный шар Облачной котловины, любой пассажир огнехвостой кегли невольно дергается и зажмуривается. Слава еще богу, что привязные ремни не позволяют этому пассажиру — мне, тебе, ему — выставить себя совсем уж полным идиотом. Усмехайся потом сколько угодно, но сперва ты дернешься. Всенепременно.
И тут же перед тобой раскрывается Ладонь — нормальная человеческая ладонь, пять пальцев, все как полагается. Потом, по мере приближения, иллюзия слабеет, унизанные кольцами средний и безымянный превращаются в удлиненные архипелаги, а остальные — в три зеленовато-серых полуострова, причем ты видишь, что большой палец слишком уж короток и загибается на манер то ли человеческого зародыша, то ли Огненной Земли.
Ты набираешь полную грудь чистого кислорода, может быть, вздыхаешь — спуск обещает быть долгим.
Ладонь ловит корабль, как высоко поданный мяч, и ты оказываешься на посадочной площадке Линии Жизни — городок назван таким необычным образом из-за своей близости к стекающей по Низменности реке, которая здесь, перед впадением в Восточный залив, разливается широкой дельтой.
С минуту кажется, что мячик проскользнет между пальцев и тебе предстоит незавидная роль куска мяса в утонувшей консервной банке, но потом — оставив надоевшую метафору — корабль садится на опаленный бетон, ты вытаскиваешь свои документы и предъявляешь этот средних размеров телефонный справочник коротенькому толстому человеку в серой фуражке. Бумаги показывают, что ты не подвержен никакой таинственной нутряной гнили и т. п. Тогда человек одаривает тебя коротенькой толстой серой улыбкой и направляет к автобусу, идущему в Карантин, где ты и проводишь три дня, доказывая, что и впрямь не подвержен никакой таинственной нутряной гнили и т. п.
Однако скука — она ведь тоже гниль, да еще почище любой другой. По истечении трех дней ты неизбежно бросаешься на штурм злачных заведений Линии Жизни — поступок несколько опрометчивый ввиду подавляющего превосходства противника. Действие алкоголя в нестандартных атмосферных условиях досконально описано в трудах многочисленных знатоков, а посему я ограничусь замечанием, что запой — предмет весьма серьезный, даже самое предварительное с ним знакомство требует не меньше недели, а на глубокое проникновение может уйти вся жизнь.
Я был весьма многообещающим исследователем (но никак не законченным специалистом), занимался этим благородным делом два уже года подряд, а тут откуда ни возьмись — "Безграничный простор", он пробил мраморный потолок венерианских облаков и вывалил в наш городишко целую орду пассажиров.
Пауза. Альманах Миров о Линии Жизни: "Портовый город на восточном берегу Ладони. Примерно 85 % из 100 000 населения (перепись 2010 года) составляют служащие Агентства внеземных исследований. Вторая по численности группа жителей — персонал нескольких промышленных корпораций, занятых фундаментальными исследованиями. Небольшое количество независимых морских биологов, богатых любителей рыбалки и припортовых предпринимателей".
Я повернулся к Майку Дабису, коллеге по портовому предпринимательству, и прокомментировал хреновое состояние фундаментальных исследований.
— Но если знать известное немногим…
Тут Майк смолк и продолжил медленный глотательный процесс, рассчитанный на привлечение моего интереса — и нескольких ругательств с моей стороны.
— Карл, — разродился он наконец с совершенно бесстрастной физиономией, — а ведь Стадион готовят на выход.
Я мог бы врезать по этой самой физиономии. Я мог бы налить ему в стакан серной кислоты и с наслаждением смотреть, как чернеют и трескаются его губы. Но я только неопределенно хмыкнул.
— И кто же это сдурел настолько, чтобы выкладывать пятьдесят кусков в день? АВИ?
— Джин Лухарич, девушка с фиолетовыми контактными линзами и пятью, а то и шестью десятками великолепных зубов. Вообще-то глаза у нее карие.
— Ей что, приелась торговля косметикой?
— Без паблисити дело глохнет, — пожал плечами Майк. — Когда она завоевала Кубок Солнца, акции "Лухарич энтерпрайзис" подскочили на шестнадцать пунктов. Ты когда- нибудь играл в гольф на Меркурии?
Играл я, играл, но сейчас это к делу не относилось.
— Так значит, она едет сюда с чековой книжкой и рыболовным крючком?
— На "Безграничном просторе", сегодня, — кивнул он. — Уже, наверное, приземлились. Туча репортеров. Ей, видите ли, нужен Ихти. Позарез.
— Хм, — хмыкнул я. — И насколько позарез?
— Контракт на шестьдесят дней, Стадион. Пункт о возможном продлении срока. Депозит в полтора миллиона, — четко отрапортовал Майк.
— Больно уж много ты знаешь.
— Я — отдел кадров. Ребята из "Лухарич энтерпрайзис" вышли на меня в прошлом месяце. Очень полезно пить в нужных местах.
— Или содержать их, — ухмыльнулся он по размышлении.
Самое время вспомнить о пиве. Я переварил новости и задал Майку давно ожидаемый им вопрос — за что и был вознагражден очередной лекцией о вреде коньяка и пользе молока.
— Мне поручено завербовать и тебя, — добавил он. — Когда ты в последний раз выходил в море?
— Полтора месяца назад, на «Кернинге».
— Тоже мне экспедиция, — фыркнул этот тип. — А когда ты в последний раз был под водой?
— Довольно давно.
— Больше года назад, да? Это когда тебя порезало винтом, под «Дельфином»?
— На прошлой неделе, — оскорбление вскинулся я, — я плавал в реке, у Энглфорда, где сильное течение. Кое на что я еще способен.
— Пока трезвый, — заметил он.
— А мне и придется быть трезвым, — рассудительно объяснил я, — если возьмусь за такую работу. Майк с сомнением кивнул.
— Стандартная профсоюзная ставка. Коэффициент три за особо трудные условия, — сообщил он (поборов, по-видимому, свои сомнения). — Явка в шестнадцатый ангар в пятницу, в пять утра. И со своим оборудованием. Выходим в субботу, на рассвете.
