Золотые вёсла времени или «Уйди-уйди»

— А помнишь, как дезертир спалил сельсовет и бабы бежали за ним по снегу с вилами? — спросила Лена.

Я рассказал, как поймали и судили дезертира — из кулаков был он, мстил Советской власти.

Та далекая морозная зима была радостной: немцев разбили под Москвой, погнали прочь, мы могли вернуться в свой двор.

Из тамбура вошел слепой с аккордеоном. Громко пропел, аккомпанируя себе, песню о девушке, которая провожала на позицию бойца. В протянутую кепку посыпалась мелочь. Ребята приутихли, разглядывая шедшего по проходу исполнителя. Война для него не кончилась. Он будет повторять песню в каждом вагоне, пересаживаясь с поезда на поезд.

И замелькали знакомые, радостные станции, где мы снимали дачи до войны: Тарасовская, Клязьма, Мамонтовская. Какая же разноцветная была у нас жизнь — с майскими жуками на цветущих кустах шиповника, притягательной силой спелой чужой малины, юркими головастиками в прозрачной воде. Вот и Акулова гора, у которой Маяковский повстречался с солнцем, и холоднющая родниковая Уча, и необъятная пойма луга. Приехали: Пушкино!

Прошли несколько дачных улиц и сразу — к нашей поляне, окруженной серебристыми в лунном свете соснами. Оттуда летела знакомая мелодия, задушевный голос Клавдии Шульженко:

Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты говорила, что не забудешь
Ласковых радостных встреч.

Нас приветствовали знакомые. Семейство Гусевых — одиннадцать человек братьев и сестер во главе с длинной Наташкой. Светка и Виталий Еремины. Другие дачники.

— Что это? — Ветер указал на незнакомый ему ящик с пластинкой.

— Патефон! Изобретение века!

Я объяснил мальчишке, как крутить ручку, ставить пластинки, менять иглы, доставая их из треугольного пенальчика, и он на весь вечер стал рабом патефона. Ветер сразу оценил всю важность патефона в жизни не одного поколения дачников и поставил его в один ряд с рождением первого парохода, самолета, электролампочки, ракеты. Мы — подростки сорок седьмого — еще не знали как следует музыки Мусоргского, Бетховена, Кальмана, не слышали битлов и Пугачевой, не читали Хемингуэя и Борхеса, но под дребезжание патефона готовились к встрече с ними.

Темная ночь,
Только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах,
Тускло звезды мерцают.

Да, мы жили еще войной. Нас спасли от смертельной опасности такие отчаянные парни, как Саша с «Уралмаша» и одессит Аркадий Дзюбин из фильма «Два бойца».

Фашисты слишком рано представили нас своими рабами, а мы всегда были людьми свободными, людьми нового мира.

Мы выстояли, победили. Но как горьки утраты!

Мягкий, проникающий в душу голос Марка Бернеса разволновал меня, и я почти ничего не замечал вокруг.

По поляне двигались тапочки, тапочки... и пара кедов. По последним я узнал среди танцующих Алену. Поднял глаза и увидел знакомый силуэт, ахнул про себя: Нина!

Окликнул.

Нина услышала, улыбнулась вместе со всеми, подошла.

— Здравствуй, писатель.

— Здравствуй, Нина. — Я видел совсем близко широко открытые, доверчивые глаза, задорно вздернутый носик, каштановые волосы. — Потанцуем? Ветер, что ты тянешь? Заводи!

Запел Утесов:

У меня есть сердце,
А у сердца — песня,
А у песни — тайна,
Тайна — это ты.

Вот тебе, Ветерок, фирменная песенка. Смотри, какой я фартовый парень, как легко и точно веду в танце красивую старшеклассницу.

— Как живешь, Нина?

— Хорошо, — сказала она спокойно.

— Какие планы? Нина задумалась.

Я знал, что она ответит через минуту, и не торопил ее.

Не снимая ладони с моего плеча, Нина сказала:

— Через два года я выйду замуж. У меня жених есть.

— Не надо! — крикнул я беззвучно. Я знал этого франтоватого жениха. Брак будет не самый удачный.

Но не стал ничего пророчить: Нина все равно бы меня не послушалась.

Оглянулся на своих, крикнул:

— Алена, Кир, почему вы не танцуете? Гусевы, я вас просто не узнаю!

Алена и Кир с Гусевыми вошли в общий круг. Лена-полено бурно хохотала где-то рядом, наслаждаясь неожиданно вернувшейся молодостью.

Ветер сменил скучную пластинку на бодрую, и мои плясуны «дали» молодежный танец. Все так и уставились на них; никто до сих пор не видел, как можно красиво и индивидуально танцевать, сопровождая ритм разнообразными движениями,

а не просто хватать партнершу «за клешню» и за талию и шептать ей при этом всякие глупости в ухо. Можно вот так: как Алена и Кир — на расстоянии и вместе.

И тут кто-то из моих друзей запел под Утесова:

Бывали, бывали в жизни мечты,
Когда, когда грустили вы.
Твои глаза грустят,
Твои глаза грустят...

После слов: «Что-то я тебя, корова, толком не пойму» — раздалось дружное: — Му-у-у...

Захваченная всеобщим легкомыслием Алена созорничала. Прокричала в ночь голосом Аллы Пугачевой песню из ее репертуара: