улыбкой прищурился Жасмин.
— Да; я боялся подойти близко. Мы с ребятами глядели из-за ограды и шептались; никто не решался повысить голос.
— Вы поступили правильно. — Жасмин важно кивнул. — Дом с покойником, в который страшно войти, — едва ли не лучший экспонат коллекции кошмаров, которую мы накапливаем в душе; этот дом должен оставаться неприкосновенным, чтобы его очарование хранилось, как бабочка на игле под стеклом. Более высокий трепет может подарить лишь незаконное проникновение ночью в склеп… Ну, а самое шикарное, что коллекционер может себе позволить, это…
— …самому создать экспонат? — порывисто спросил я наугад.
— О, нет, нет. — Усмехаясь, он предостерегающе покачал пальцем. — Просто иметь экспонаты в своем доме.
Дверь, ведущая вниз
Дверь, ведущая вниз, в подземный этаж, находилась в заднем коридоре дома — где кладовки, подсобки и вход в гараж. Скругленный по углам железный щит двери, плитой выступающий над рамой, крепился к ней массивными петлями, плотно герметизированный по периметру резиновым жгутом; кроме обычной, на двери были две большие поворотные рукоятки по обеим сторонам — на уровне средних клиновых запоров, и четыре запора на углах щита. Не зная ни моря, ни кораблей, я решил, что именно такие двери должны быть на кораблях — особо прочные, непроницаемые. Остальные двери в доме Жасмина были обычными, а эта наводила на мысли о тюрьме, темнице, склепе или кабине, где люди в защитных костюмах работают с ядами или чем-то радиоактивным. И то, как Жасмин тщательно и неторопливо снаряжался, чтобы войти в эту дверь, выглядело ритуалом, упусти хоть жест из которого — и запертое за дверью тебя ударит.
Резиновые перчатки — не садовые, а хирургические. Зачем-то стек с плоской кожаной петлей на конце и плетеным креплением на рукояти, чтобы случайно не уронить. Сосредоточенный взгляд исподлобья, поверх очков. Стек в правой руке, наготове; левая поворачивает рукоятки, и тупые железные клыки клиньев освобождают дверь… Невольно я постарался оказаться позади Жасмина. Чего я ждал? Чего боялся? Не знаю.
За дверью было темно и тихо; виднелись лишь ступеньки вниз.
— Уголек, — тихо произнес Жасмин, не оборачиваясь, — вы первый из посторонних, кто входит в мой музей по приглашению. Цените оказанную вам честь. Лучше, если вы будете помалкивать; говорить буду я. Ничего не трогайте руками, даже не тянитесь. Не делайте резких движений. Держитесь ближе ко мне. Вы все поняли?
И вновь я поразился его сходству с Вереском. Не внешнему — они были как небо и земля, — а четкой постановке фраз. Должно быть, это навык людей, знающих свое дело и привыкших командовать.
Изнутри дверь оказалась гладким металлическим щитом. Кико остался у раскрытой двери — молчаливый, равнодушный, странный мальчик, в котором все накрепко заперто и замуровано.
«Запугивает — или сам не может войти сюда иначе?» — думал я, спускаясь по ступеням. В темноте Жасмин нашел на ощупь выключатель, щелкнул — и вход в подвал слабо осветился красным, как фотолаборатория. Оно — там, внизу — боится белого света?..
Наши шаги глухо отдавались в красноватой полутьме под низким потолком. Можно было ждать чего-то вроде «лабиринта ужасов» в луна-парке с муляжами зомби и удавленников, но — ничего похожего. Красный огонь горел вдали, за угловатыми стеллажами, над каким-то столом вроде верстака, а рядом с фонарем на полках кровяными бликами отсвечивали склянки и инструменты.
Оно — на стеллажах? Я пригляделся. Полки между вертикальными стойками вдоль прохода не были пусты — вот перчатка, но не спавшаяся, а будто наполненная распухшей кистью руки; вот свернувшаяся кольцами черная веревка; вон мятая соломенная шляпа на безглазой голове манекена…
— Вы ждали чего-то другого, — произнес Жасмин. — Тут есть и другое, по вашему вкусу. Вон там, в застекленных шкафах. Подойдите туда, но не вплотную.
Стекло шкафов сильно отсвечивало в свете лампы; мне поневоле пришлось приблизить лицо и…
Я отшатнулся. Бурый комок в кубическом сосуде пошевелился, быстро расправился и резко всплыл, будто сквозь густое масло.
— Интересная штуковина… — прошептал я, наблюдая за движениями живой слизи. Жасмин, стоявший у «верстака», тихо усмехнулся:
— Я купил это у одного моряка. Трудно сказать, что оно собой представляет, но погоду предсказывает лучше, чем метеорологи или государственные колдуны. — В последних словах скользнуло явное пренебрежение. — Э, Уголек, не глядите на него слишком долго!..
Оторвав взгляд от шевелящейся массы (она как раз распласталась по стеклу с моей стороны и показывала мне какие-то присоски), я перевел глаза на другие экспонаты. Под колпаком на тарелке — большое насекомое, похожее на богомола, влипшее в смолистую массу и с натугой выдирающее из нее ножки. Дохлый ощипанный цыпленок — замазка по краям колпака уже засохла и потрескалась, а он выглядит свежо, будто умер совсем недавно…
Странный музей, странные экспонаты. Такое и впрямь может присниться — потому что странное и непонятное. Вещи самые обыкновенные — цыпленок, шляпа, эта черная веревка, — но атмосфера коллекции делает их особыми, загадочными. Вот — запыленный телевизор; почему он здесь стоит? Причем не старинный телевизор, которому место в музее электронной техники, а современный, новый… что будет, если включить его в сеть? Вот и розетка… Рядом с некоторыми экспонатами — запечатанные в прозрачный пластик сертификаты, например — «Птенец курицы. Видимость жизни придана с художественной целью. Некромант Альберт Гейер. Региональной Институт паранормальных исследований». Официальное, разрешенное колдовство — не придерешься. Это дорого стоит ограничено массой скрупулезных правил, но состоятельный, вроде Жасмина, человек может позволить себе обзавестись такой «игрушкой». Хорошо хоть из уважения к мертвым запрещено изготовление рабочих-зомби, но слухи о таких рабочих иногда бывают. И Кико выглядит странно, но он — живой.
Интересно, участвовал ли Альберт Гейер из регионального ИПИ в экспертизе трупа Пьяницы? Связан ли некромант с Жасмином? Что он мог сообщить Жасмину частным образом?..
Определенно, кто-то из ИПИ был и при расследовании дела о пожаре. Кто? Какие выводы колдун вписал в полицейский документ? Ах, у нас полная секретность относительно этого… черт бы побрал такую секретность. Давал ли колдун показания под присягой? Принял ли судья во внимание рапорт колдуна? Не тот ли судья, что живет по соседству с Жасмином? Тот самый. Об этом мы до усталости толковали с Кленом и Вереском, но никаких выводов не сделали. Опротестовать результаты экспертизы можно, лишь имея веские основания. А я — если докопаюсь до истины — не смогу их огласить. Дело глухое и темное, как этот подвал.
— Насмотрелись? У вас будет время подумать. Теперь пожалуйте ко мне. — Жасмин перекладывал что-то с тупым стуком на «верстаке». — Взгляните сюда…
Я взглянул — и не знаю, каким усилием воли сдержался. У него в руках…
…была заготовка для деревянной куклы, вернее — статуэтки в две ладони высотой. Обожженная деревяшка, едва не головня, на которой резцом грубо намечены руки, ноги, голова, даже кое-какие черты лица — пустые ямки глаз, впадина вместо носа, одеревеневший в стоне рот…
Мой призрак.
Уменьшенная копия, слабое подобие.
— Это только начало, — гордо заметил Жасмин. — После резца я думаю воспользоваться выжигателем, чтобы сохранить фактуру. Фигурка должна выглядеть сожженной. По-вашему, красиво?
