Вспомнились к месту слова песни Городницкого: «И что тебе святая цель, когда пробитая шинель от выстрела дымится на спине?..»
— Я же вам сказала, у меня другие дела и другой бизнес. Да ты не переживай. Скоро такие дела начнутся, что не о мелочах думать придется, а только насчет как выжить… Я не обидчивая. Хочет Татьяна в Пятигорск ехать — пусть едет. Хочешь по Кислому погулять — могу компанию составить. Глядишь, и разговоримся. Так что не бери в голову. Одно помните, обе — Здесь Вам Сейчас Полагаться Можно Только На Меня! — Она сказала это именно так — отчетливо выделяя каждое слово. — В противном случае за ваши головы копейки не дам! За прочее — тем более!
— Да что же, в конце-то концов, творится? — нервно вскрикнула Майя. — В Москве Вадим ничего не сказал, ты здесь темнишь. Объясниться можешь?
— Что объяснять, дорогая? Кавказ — всегда Кавказ. Татьяна с Тархановым разве не рассказывали? Так то Пятигорск, куда более европейский город. Касательно же Кисловодска… Давно «Героя нашего времени» не перечитывала? Очень советую. А по поводу текущих событий к концу дня, возможно, что- нибудь новенькое и узнаем. Так идем гулять или что?
Майя, при всей своей любви и способностях к интригам, никак не могла понять, в какой мере Лариса откровенна и искренна, а насколько лично для нее нагнетает атмосферу.
— Идем, идем, только, наверное, лучше туфли без каблуков надеть?
— А я поеду, — вошла в комнату Татьяна, будто ничего не слышала, хоть дверь была полуоткрыта. — Даешь машину — хорошо. Питер — мой город, я там сама разберусь. И вот, подарочек со мной, — она показала Ларисе пистолет. Та только фыркнула презрительна. Еще бы, сама-то она из мощного карабина, при поддержке целого бронепоезда в свое время еле-еле от нападения англо-советских террористов отбилась.[12]
— Езжай, конечно. Сейчас распоряжусь.
Она спустилась в дежурку. Приказала водителю-роботу немедленно подать самую неприметную из машин к воротам и предупредила, что пассажирку нужно высадить где скажет, после чего сопровождать невидимо и неслышимо, не принимая во внимание московского Виталия, не попадаясь ему на глаза и не предпринимая ничего вплоть до момента, когда охраняемой особе будет угрожать очевидная опасность. И даже в этом случае соблюдать предельную аккуратность.
Режим психологической невидимости.
Связь с ней, Ларисой, постоянная, но в меру необходимости. Пустой болтовней эфир не засорять.
— Уловил?
Вопрос, конечно, исключительно для порядка. Роботы не упускали из слов хозяев никогда и ничего. В силу своих способностей очередной «Иван Иванович» будет следовать за Татьяной по улицам и переулкам незримой тенью. Если потребуется, бегом обгонит любой автомобиль, в хорошем спортивном стиле перепрыгнет без шеста любую ограду, нюхом, нижним или верховым, возьмет потерянный след, ну и сделает все остальное, что подскажет обстановка.
— Езжай, Таня, только не слишком задерживайся. Мы волноваться будем. Вздумаешь с друзьями или родителями засидеться — позвони, — сказала Майя.
А Лариса добавила:
— Машину с моим шофером лучше при себе держи. Он болтать не станет, если даже с прежним любовником попрощаться захочешь. Вымуштрован, как Гримо у Атоса. Я — тем более. Приятного отдыха…
На том и расстались, а Майя в первый раз посмотрела на Ларису с долей почтения. Умеет же девка та-акие шпильки вставлять!
— Ну а мы куда? — спросила Лариса, проводив глазами серенькую «Печору». — Предлагаю — в парк. Погода как на заказ, боюсь, не последнее ли бабье лето…
— Что значит — последнее? — удивилась Майя. — Разве оно не одно бывает?
— Где как. У нас здесь — и по десять. Сегодня, кажется, восьмое, не считала.
Действительно, синева неба, пригревающее солнце, безветрие, температура, с утра преодолевшая двадцатиградусную отметку, создавали, несмотря на календарный ноябрь, ощущение раннего подмосковного сентября.
У Колоннады они, как и положено светским дамам, наняли фаэтон, запряженный молодой, норовистой, перебирающей ногами от желания куда-нибудь мчаться лошадкой, и мягко покачивающийся на эллиптических рессорах экипаж повез их по извилистой, круто поднимающейся вверх тропе терренкура. Через каждые сто метров попадались столбики с указанием высоты над уровнем моря и расстоянием от Нарзанной галереи.
Удобно расположившись на подушках сиденья, девушки болтали о пустяках, по преимуществу касавшихся особенностей местной и личной жизни. Говорить о чем-то более серьезном мешал извозчик, чья спина торчала в метре перед глазами и который, безусловно, слышал каждое слово, а моментами, не оборачиваясь, даже вставлял реплики, если считал, что Лариса неверно трактует историю и топографию города.
Наконец серпантин с жуткой глубины обрывами справа, куда Майя остерегалась взглядывать, особенно когда колеса едва не касались обочины, закончился. Лариса велела вознице остановиться на площадке, километрах в трех ниже Малого седла. Так она назвала отчетливо проектирующуюся на сверкающую синеву вершину впереди.
Здесь еще присутствовала цивилизация. Кавказский духан, где жарили шашлыки и жирный дым поднимался к небу, а в загончике блеяли ждущие своей очереди барашки. Европейского стиля кафе на самом краю у ротонды, еще одно — чуть выше по склону.
Играла негромкая музыка, на десятки километров простиралась панорама изрезанного балками города, окрестных селений, холмов, полуразмытых очертаний настоящих, на взгляд москвички, гор. Захватывающий вид. Смотреть бы и смотреть. Неподалеку, кстати, предприимчивый господин предлагал всем желающим бинокли за умеренную плату.
Далеко на северо-западе громоздились башнями белоснежные, но с серо-синими подошвами облака.
— К обеду будет дождь, — отметила Лариса, — или даже снег. Но мы успеем.
— Снег? — поразилась Майя. — При плюс двадцати?
— А при плюс тридцати в июне не хочешь? И такое бывает. Кавказ, матушка, — в который раз подчеркнула бонна.
Они заняли самый крайний двухместный столик впритык к чугунной ограде на краю обрыва, Майя бы даже сказала — пропасти.
— Чудо, истинное чудо, — шептала Майя, глядя на бурную речушку, почти вертикально мчащуюся вниз среди сосен и елей, рядом с площадкой — гигантских, а дальше превращающихся в непроницаемую сине-зеленую щетину.
Лариса в это время делала заказ неповоротливому, исполненному ощущения собственной значимости официанту. Раз забрались сюда, господа, никуда не денетесь.
— Так, может, поговорим наконец на равных, подружка? — спросила Майя. Именно, что на равных. А не то чтобы наставница с подопечной. Сейчас они были здесь вдвоем, без свидетелей, в случае любого развития событий она считала, что физически Ларисе не уступит, морально — тем более, и пистолет при ней, И у напарницы наверняка имеется. Отобьются. Хоть от абреков, хоть от кого…
А главное — Лариса нравилась ей все больше. Будь у нее нетрадиционные склонности, сказала бы — как женщина. А так — ей хотелось, чтобы они вправду стали подружками-напарницами. Слишком много общего она чувствовала с девушкой из другого мира.
— Разве я против? — спросила Лариса, улыбаясь туманно. Или так в ее глазах отражались кисловодские дали.
— Тебе сколько лет?
Удивительно, но Лариса задумалась. Даже пальцы с темно-алыми ногтями зашевелились, словно она собралась их загибать для счета.
— Двадцать семь, наверное. Или двадцать восемь…
