водопроводчики, саперы, тяжелый и легкий аварийно-спасательные отряды, санитары с носилками, фургон для перевозки тел (который в дневное время обслуживал пекарню). На проезжей части ковром лежали спутанные пожарные рукава, потому что у тротуара полыхал дом, выплевывая искры и горящие головешки. В языках пламени Урсула мельком увидела Фреда Смита, но решила, что ей померещилось.
Спасатели привычно осторожничали, зажигая карманные и ручные фонари, хотя рядом бушевал пожар. При этом у каждого из них в уголке рта торчала сигарета, даром что газовщики еще не обследовали участок, а присутствие саперов говорило о наличии неразорвавшихся бомб. Каждый просто выполнял свою работу (а куда денешься) и храбрился перед лицом опасности. А может, некоторым людям (Урсула не знала, включать ли себя в их число) уже было все равно.
Ее преследовало гнетущее чувство или, точнее сказать, предчувствие, что этой ночью не все пройдет гладко.
— Это все Бах, — успокаивала ее миссис Вулф. — Разбередил душу.
По-видимому, на этой улице смыкались два сектора, и дежурный офицер выяснял отношения с двумя бригадирами спасателей, каждый из которых считал, что это его объект. Мисс Вулф в этом споре не участвовала, поскольку это был не их сектор, но масштабы разрушений, сказала она, оказались таковы, что их пост должен переместиться сюда и действовать, невзирая ни на какие приказы.
— Самоуправство, — одобрительно заметил мистер Буллок.
— Я так не считаю, — отрезала мисс Вулф.
Не охваченная пламенем сторона улицы лежала в руинах; едкий запах кирпичной пыли и взрывчатки забивался в легкие. Урсула пыталась мысленно рисовать себе луг за рощицей в Лисьей Поляне. Лен и шпорник, дикие маки, красные смолевки, ромашки. Припоминала аромат недавно скошенной травы и свежесть летнего дождя. Это была ее новая отвлекающая тактика в борьбе с беспощадными запахами взрыва. («Действует?» — полюбопытствовал мистер Эмсли. «Так себе», — ответила Урсула.)
— А я раньше вспоминала мамины духи, — поделилась мисс Вулф. — «Апрельские фиалки». Но теперь, к сожалению, как ни стараюсь думать о маме, в голову лезут одни бомбы.
Урсула предложила мистеру Эмсли мятную пастилку, сказав:
— Немного помогает.
Чем ближе они подходили к месту разрушения, тем тяжелее становилось смотреть перед собой (иного, как подсказывал опыт Урсулы, ожидать и не приходилось).
Взгляду открылось ужасное зрелище: повсюду валялись обезображенные трупы, подчас одни торсы, словно голые портновские манекены. Урсуле вспомнились витринные манекены, которые они с Ральфом видели на Оксфорд-стрит, где взрывом разворотило универмаг «Джон Льюис». Санитар с носилками, не нашедший пока живых пострадавших, вытаскивал торчащие из-под обломков руки и ноги. Можно было подумать, он вознамерился позже собрать покойных по кускам. Занимается ли кто-нибудь этим делом? — спросила себя Урсула. Например, в моргах: не пытаются ли там складывать людей, как головоломки? Некоторые, конечно, уже не поддавались воссозданию: двое спасателей лопатами грузили в короба клочья человеческой плоти, а третий длинным скребком отчищал что-то от стены.
Урсула подумала, что могла знать кого-то из жертв. Квартира в Филлимор-Гарденз находилась всего в паре кварталов. Не исключено, что с кем-то из этих людей она сталкивалась по дороге на работу, перекидывалась парой фраз в бакалейной или мясной лавке.
— Вероятно, здесь будет много неопознанных, — сказала мисс Вулф.
Она только что переговорила с дежурным офицером, и тот, похоже, остался ей благодарен за разумные соображения.
— Так что о самоуправстве речи нет, можете не беспокоиться.
Над человеком с длинным скребком, этажом выше (впрочем, этажа как такового не осталось), на вешалке, зацепленной за рейку для картин, болталось платье. Урсула нередко ловила себя на том, что эти мелкие приметы домашней жизни — оставленный на плите чайник, нетронутый ужин — волнуют ее сильнее, чем картины огромных бед и разрушений. Впрочем, приглядевшись к этому платью, она поняла, что оно до сих пор надето на женщину, лишившуюся головы и ног, но не рук. Непредсказуемость взрывов всегда поражала. У этой женщины голова будто впечаталась в стену. Огонь полыхал так ярко, что Урсула смогла разглядеть маленькую брошь, прикрепленную к платью. Черную кошку с глазком-стразом.
Стоило Урсуле двинуться к задней стене этого дома, как обломки стали разъезжаться у нее под ногами. На пути ей попалась привалившаяся к куче мусора женщина, которая сидела разметав руки и ноги, как тряпичная кукла. Вид у нее был такой, словно некая сила подняла ее в воздух и отпустила, — вероятно, так и случилось. Урсула окликнула санитара с носилками, но в этот миг над ними пронеслись очередные бомбардировщики, и ее никто не услышал.
Женщина была покрыта серой пылью, а потому определить ее возраст не представлялось возможным. На руке у нее багровел страшный ожог. Порывшись в сумке с медикаментами, Урсула вытащила тюбик бернола и нанесла немного мази ей на руку. С какой целью это было сделано, она и сама не знала: бедной женщине средство от ожогов помочь уже не могло. Урсула пожалела, что у нее нет с собой воды: больно было видеть, как иссушены женские губы.
Вдруг пострадавшая открыла свои карие глаза со слипшимися, серыми от пыли ресницами, силясь что-то сказать хриплым голосом, но Урсула не смогла разобрать ни слова. Не иностранка ли?
— Что-что? — переспросила Урсула, чувствуя, что женщина из последних сил цепляется за жизнь.
— Ребенок, — неожиданно выдавила она, — где мой ребенок?
— Ребенок? — повторила за ней Урсула и огляделась по сторонам.
Никакого ребенка поблизости не оказалось. Вероятно, его завалило обломками.
— Его зовут… — гортанно и неразборчиво, с огромным усилием выдавила женщина, — Эмиль.
— Эмиль?
Та едва заметно кивнула, — как видно, у нее не осталось сил говорить. Урсула еще раз посмотрела по сторонам. Решив хотя бы узнать возраст ребенка, она повернулась к женщине, но та бессильно свесила голову набок. Урсула пощупала ее запястье — пульса не было.
Тогда она пошла искать живых.
— Сможете передать мистеру Эмсли таблетку морфия? — попросила мисс Вулф.
До них доносились женские вопли и площадная брань; миссис Вулф добавила:
— Вот именно, для дамы, которая так шумит.
Как подсказывал их опыт, крикуны обычно не умирали. Эта пострадавшая, судя по силе голоса, готова была самостоятельно выбраться из кучи мусора и припустить бегом по Кенсингтон-Гарденз.
Мистер Эмсли находился в подвале дома; двоим спасателям пришлось спустить Урсулу вниз, а дальше она поползла по куче балок и кирпичей. У нее было подозрение, что весь дом подпирает одна эта куча.
Она увидела, что мистер Эмсли почти лежит, вытянувшись рядом с пострадавшей. Ниже пояса та была полностью завалена обломками, но не теряла сознания и весьма красноречиво высказывалась насчет своего бедственного положения.
— Скоро вытащим вас отсюда, — приговаривал мистер Эмсли. — А там и чаю попьем, да? Попьем чайку? Хорошо, да? Я бы и сам не прочь. А вот и мисс Тодд, обезболивающее принесла, — успокаивал он.
Урсула протянула ему крошечную таблетку. Мистер Эмсли управлялся прекрасно — трудно было представить, чтобы он стоял за прилавком в фартуке бакалейщика, взвешивая сахар и масло.
Одна стена подвала была укреплена мешками с песком, но от взрыва почти весь песок высыпался, и Урсулу на миг посетило странное, тревожное видение: как будто она под крик чаек бежит по какому-то ветреному пляжу вслед за подпрыгивающим обручем; но столь же внезапно она перенеслась назад, в подвал. Чего только не померещится от недосыпа, подумала она.
— Где тебя черти носили? — Пострадавшая с жадностью проглотила морфий. — Я уж поняла, что вы тут, на фиг, чаи гоняете.
Молодая, отметила Урсула, и на удивление знакомая. Цепляется за большую черную сумку, будто хочет удержаться на плаву в мусорном море.
— Курнуть есть?
