"Герои" Лежали в кустах и оценивали обста-новку.
Пионерская комната располагалась в одном из самых старых корпусов лагеря, построенных в конце пятидесятых годов. Тогда при строительст-ве еще не научились скупиться. Корпус был щедро украшен двумя колоннами, лестницей не из бето-на, а из самых настоящих гранитных плит. По кар-низу лепные украшения причудливых форм, а сле-ва и справа от входа, на глухой беленой стене - барельефы традиционно ко всему готовых пионе-ра и пионерки. Под ногами у пионеров разбиты клумбы, выложенные по периметру кирпичом "на-уголок". Завершает клумбу сильно вытянутый прямоугольник из кустарника дикой вишни. А к кустам прижимается пионерская скамейка. Напро-тив, через асфальтовую дорогу, еще четыре ска-мейки в ряд. За ними такие же кустики обрамляют линейку - большое поле с деревьями, клумбами, со сходящимися к центральной площадке дорожка-ми, с флагштоком и флагом на самой верхушке.
Ромка и Антон залегли не на линейке. От угла линейки начинается ряд детских дач. Вот в кустах возле первой из них, на самом удобном для обзора месте, и притаились ребята.
Колонны, охраняя вход в корпус, оттеняют на террасе две небольших площадки. На каждую из них выходят по два окна. Одно из коридора, дру-гое... Да, это оно и есть! Левое окно с чуть приот-крытой форточкой. В темном его прямоугольнике за старой-престарой деревянной рамой спокойно стоит в углу у стены знамя лагеря и не подозрева-ет, какие страсти вот-вот разгорятся вокруг его. Больше тридцати л е т оно стояло в этой комнате, покидая его в торжественные минуты под звуки горна и барабана при встрече и проводах каждой пионерской смены. Тридцать з и м зачехленное, лежало оно на складе, придавленное этими же са-мыми горнами и барабанами. И вот теперь, впер-вые за свою немолодую жизнь, судьба в лице двух непоседливых мальчишек готовит ему необычное приключение.
То ли ветер заглянул в приоткрытую форточку, то ли само знамя томилось предчувствием, но... Полотнище качнулось, расправило складки и по-тянулось к свету, а бахрома и кисти затрепетали от нетерпения. Волнение их какими-то невидимыми путями перелетело по воздуху и опустилось на ребят, не сводящих глаз со старого окна.
- Сколько можно ждать? - спросил Ромка.
- Пока не надоест, - отмахнулся Антон.
- Во! Мне уже надоело, - неизвестно чему об-радовался Ромка.
- Тихо ты! - осадил друга Антон. Надоело! Как будто он один такой. Антону, может, еще больше надоело, только он терпит. С бухты-барахты ниче-го не делается. А если и делается, то и получаются или бухты, или барахты. - Куда ты смотришь?
- Туда же, куда и ты.
- Не на окно смотри, на дневального смотри.
- Чего на него смотреть? Сидит как бревно на скамейке, только бестолковый туда-сюда вертит.
- А ты все равно смотри! - шипит Антон.
- Да что он - красная девица?
- Вдруг уйдет, а мы не заметим?
- Он нагой шевельнет, я на него и смотреть не буду, а все равно увижу.
- Как это ты увидишь?
- А так, боковым зрением! У меня оно сильно развито.
- Что-то я ничего про твое боковое зрение не слышал.
- Вот ты на окно смотришь?
- На окно, - сказал Антон.
- И что видишь? - пытал Ромка.
- Окно и вижу.
- А еще что видишь? Нет, головой не верти, так и смотри в одну точку!
- В одну точку смотрю, еще меньше вижу. Не все окно, а только кусочек.
- Ага, у тебя боковое зрение отсутствует. Дело обычное. Тренировки нет. А вот меня спрашивай, что я вижу?
- Что ты видишь? - попугаем повторил Антон.
- Вижу окно. Его описывать не буду. Это ря-дом. Дальше. Колонну вижу. На ней пятно - след от грязного футбольного мяча. Ты не за мной, за взглядом следи! Крыльцо. На нем фантик от кон-фетки скомканный, красно-синий. У пионера нос со щербинкой. И мизинец тоже. А на другой руке большой палец отбит. На крыше голубь сидит, от-дыхает. Глаза закрыты...
Антон стрелял глазами - следил за Ромкой - не вертит ли он головой? И проверял - правильно ли видит боковое зрение?
- ...Дневальный сидит сгорбленный, пилотку между коленей почти до земли опустил, рот раззя-вил, перед собой смотрит. На куст. Нет, не на куст. Антон! Гляди, гляди! - Ромка тряс Антона за рукав. - Узнаешь?
- Не-е, - проблеял Антон.
- Да ты внимательнее смотри! Ну? Узнал?
Антон стукнул себя по лбу.
- Старая знакомая! Как она здесь оказалась?
- В гости к кому-то приехала, - усмехнулся Ромка.
- Надо ее поприветствовать.
Антон повернулся набок, потянул из кармана рогатку.
Дневальный устал от безделья. Это солдату в армии просто стоять на посту - он присягу прини-мал, долг выполняет. А когда тебе двенадцать лет, когда лето в самом разгаре, когда все заняты инте-реснейшим делом - бегают по лесу, сражаются, побеждают или проигрывают, - охранять неиз-вестно от кого не нужное никому знамя? Да это просто издевательство над человеком. Пионерская комната закрыта на ключ, в лагере почти никого нет, "убитые" выстроились вдоль забора и ждут - кто победит. Им хорошо, им хоть поговорить ме-жду собой можно. Он три часа на посту и за три часа ни одного слова, ни одной живой души. Сам с собой разговаривал - надоело. Заранее знаешь, что спросишь, и что тебе ответят. Песни по нескольку раз все пропел. Думал - много знает. Но оказалось - совсем мало. Вот капитально не повезло! В дру-гие дни вокруг дневального бесконечный хоровод. Возле корпуса народу - отгонять приходится. Тут в шахматы играют, там в шашки, в "морской бой" или в крестики-нолики. Нет, сегодня быть дне-вальным определенно наказание. На футбольном поле пусто. В игровом городке пусто. На качелях тоже пусто. И книгу не взял с собой. Думал, как всегда, не до чтения, не до скуки. Может сбегать? Одна нога здесь, другая там. А? И никто не узнает, что с поста уходил... А вдруг увидят? Я только убегу, а тут начальник лагеря с проверкой. Или вожатая. "Макаров! Почему не на посту? Мака-ров! Вы же будущий солдат, а поступаете как..." Эх мучение мое...
О-о, кошка! Хоть какое развлечение. Кис-кис! Иди ко мне. Иди, иди, не бойся! Какие у нее не кошачьи глаза. Посмотрела странно, как-то подоз-рительно, нет - презрительно. Ну вот, и кошка уш-ла. И кошка со мной знаться не хочет. Эх, была не была, схожу за книгой. Вот сосчитаю до ста. Если никто не появится, убегу. Пусть ругают.
Тринадцатый день блуждала Гу по горам и ле-сам. Переходила из лагеря в лагерь. Каких только не насмотрелась за эти дни: и большие и малень-кие, и детсадиковские и взрослые, и с капиталь-ными каменными палатами с паровым отоплени-ем, и временные, сооруженные на скорую руку, спортивные, с брезентовыми палатками и полевой солдатской кухней под тесовым навесом.
И везде одно и то же: кто-то приласкает, на-кормит, а кто-то обязательно хвост накрутит, кам-нем запустит или пнет по ребрам.
А следа нет и нет.
В этот вот забрела, да знать припоздала - детей и не видно. Разъехались. Кабы сюда на денек раньше попасть. Или мне уже блазнится, или на самом деле доискалась, но, кажется, тепло. От ключика тяну ниточку. Тоненькую-тоненькую. Тоньше паутинки. Всю в обрывах - узелок на узел-ке. Да вот до конца-края никак добраться не могу. А есть ли он, конец-край-то? Или опять пустышка по лбу шишка? Надо же, как землю истоптали! Не иначе специально туда-сюда носились, мою след-паутинку затаптывали. "Кис-кис!" Кто зовет меня? У, сонная тетеря! Разморило тебя? "Иди ко мне!" А что мне у тебя делать? Пендалей получать? Я по ним не соскучилась. У меня и от старых бока еще не отошли. Сидишь? Не подходишь? Ну и сиди. Мне
