противника!
В нос не попал, зато губы Пузыря – в лепешку.
Это уже потом он любил себе говорить: “Губы Пузыря – в лепешку”. А сейчас просто увидел, как того отнесло на три метра. И как он прижал к губам ладонь. Постоял так… и тоже заревел. Тонко, по-девчоночьи.
Теперь была пока ничья! А дальше? Вздрагивая, Винька сбросил на тротуар ремень полевой сумки. Выставил перед собой сжатые кулаки. Но… вот счастье-то! Пузырь оторвал от губ руку, увидел на пальцах красное и завыл. И покинул поле боя.
Пузырь уходил и оглядывался и при этом сквозь рев говорил все, что полагается в таких случаях: о страшной расплате в другой раз, о дружках и старшем брате, о “женихе и невесте” и о том, какой он, Шуруп, подлый. Теперь это не имело значения.
Шурупа сразу зауважали. Надели на него ремень сумки, отряхнули куцее (со второго класса еще) пальтецо. Вовчик Махотин дал (на время) старинную трехкопеечную монету – приложить к глазу. Винька приложил, но тут же вернул. Фингал? Ну и ладно! Винька имел право гордиться им, как медалью “За отвагу”.
Кто-то протянул Виньке его кепчонку – пыльного “гимнастерочного” цвета, с надломленным козырьком… Не “кто-то”, а Валька Зуева!
– На, ты уронил…
Победа добавляет человеку благородства. Винька взял Ягу за рукав.
– Ты где живешь?
– В Овражном переулке…
– Пойдем. А то вдруг еще привяжется какой-нибудь… пузырь дырявый…
Она опустила голову.
– Я ведь не быстро хожу.
– Ну, а куда торопиться-то!
И пошли рядом. Винька даже хотел взять ее портфель, но не посмел.
Валька и правда шла медленно. Слегка переваливалась, потому что правую ногу ставила криво – набок и носком внутрь. Винька слыхал от ребят, что у Зуевой это от рождения. “Не повезло бедняге”, – думал он иногда.
Но вообще-то до нынешнего дня он почти не обращал на Вальку Зуеву внимания. Потому что маленькая, неприметная ничем, кроме хромоты. Лицо такое, что не запомнишь. И всегда она в чем-то сереньком, блеклом, не за что зацепиться глазу. К тому же, из другого класса…
Но теперь они шли бок о бок и поневоле надо было проявлять внимание.
– Слушай! Зачем ты на это прозвище отзываешься, на
Глядя под ноги, Зуева сказала тихо и рассудительно:
– Куда же деваться-то? Привыкла. Это с первого класса.
Да, первоклассники – они люди безжалостные. Увидели, что хромает, значит – “Баба Яга”. А потом, для краткости, – просто “Яг
Зуева быстро глянула на Виньку и сказала еще:
– Это хоть понятное прозвище. А бывают совсем глупые. Не поймешь, откуда взялись…
– Например?
Уж не про “Шурупа” ли она?
– Ну, вот этот Пузырь. Какой же пузырь, если одни кости?
– Это как раз понятно! Это по “наоборотному” правилу!.. Ты слыхала про Робин Гуда?
– Ага… В него Том Сойер играл, я читала.
– А есть еще специальная книжка про него. Я сам не читал, но мне Коля рассказывал, муж моей сестры. У него эта книжка в детстве была… У Робин Гуда были друзья, и один из них – по прозвищу Малютка Джон. Он был такой громадный силач, а звали Малюткой, чтобы веселее было…
Зуева опять быстро глянула на Виньку. Блестящими синими глазами. И улыбнулась.
– Тогда тебя надо звать “Бл
Винька понял. “Блондя” – значит, блондин. А по правде-то он совсем темный. По взрослому – “брюнет”.
А у Зуевой волосы были почти белые и совершенно прямые. Они спускались на уши и щеки из-под серого, “мышиного” беретика отвесными прядками.
– А ты тогда… кудрявая! Я буду звать тебя “Кудрявая”, вот!
Он сам удивился себе: как расхрабрился!
Зуева отозвалась шепотом:
– Ну, зови… если хочешь.
Овражный переулок на самом деле не был переулком. Два домика на краю оврага, да огороды рядом с ними. А от них в овраг спускалась крутая дощатая лестница с перилами из брусьев.
Овраг в этом месте заметно расступался, и внизу стояла мазанка, а рядом – сарайчик, поленница и черные, уже без зелени грядки. Их окружала изгородь из жердей.
“Прямо хуторок какой-то”, – подумал Винька. Он в прошлом году читал старую книжку “Юркин хуторок”.
Над темной тесовой крышей мазанки дымила побеленная труба. День был сухой, но холодный и ветренный. Дым расходился по оврагу, и клочья летели вверх. Даже здесь был ощутим запах березовых дров.
– Ну, я пойду, – сказала Зуева.
– Подожди… Кудрявая. Помогу.
– Не надо! Я же привычная. Каждый день туда-обратно.
Она ухватилась за перила и боком, но очень быстро начала спускаться по ступеням.
Снизу Кудрявая посмотрела на Виньку. А он на нее. Хотел помахать, но не решился.
И пошел домой.
Все эти подробности говорить отцу Винька не стал. Рассказ его был лаконичен:
– Ну что… Там один дурак, Пузырь то есть, стал к девчонке… к девочке то есть приставать. Я говорю: “Не лезь”, а он мне в глаз. Тогда я ему по губам. Он заревел и пошел…
Аркадий Матвеевич безошибочно угадал в тоне сына скрытые героические нотки. И все же посмотрел с сомнением. Тогда Винька сказал:
– Честное пионерское.
– А что, симпатичная девочка?
Винька возмущенно взметнул ресницы:
– Разве только за симпатичных надо заступаться?
– Я просто так спросил…
– Никакая не симпатичная. У нее… нога поврежденная, она хромает… А этот псих у нее портфель выбил.
– Понятно… Кстати, хромота не всегда уродует. Несмотря на нее бывают красавицы.
– Ну уж…
– А разве ты не помнишь Луизу де Лавальер?
– Кого?
– Ну, ты же читал про мушкетеров!.. Ах да, ты знаешь только первую книгу. А Лавальер во второй и в третьей, где про виконта де Бражелона…
Винька “Трех мушкетеров” прочитал недавно, от корки до корки. Эту пухлую книгу со шпагами на обложке принесла от подруги соседка, десятиклассница Варя Бутырина. Винька увидел и буквально вымолил знаменитый роман на несколько дней. У книги был не только вид, но даже запах особый, приключенческий…
А о том, что у “Мушкетеров” есть продолжение, Варя ни словечком не обмолвилась.
Папа сказал, что есть еще несколько томов. Он читал в детстве. И в тот же вечер он кое-что
