Хуану пришлось стиснуть челюсти, ощутив, как желудок подкатил под горло. Под напором нескольких тонн воды, еще остававшейся в контейнере, на палубу «Орегона» вынесло сплетение из трех десятков обнаженных тел.
ГЛАВА 6
Шато устроился в долине у подножия горы Пилат к югу от Люцерна, на расстоянии короткой поездки из Цюриха. Хотя сорокакомнатный особняк выглядел так, будто господствовал над окрестностями на протяжении многих поколений, на самом деле выстроен он был всего пять лет назад. Здание со своими традиционно крутыми черепичными крышами, бесчисленными фронтонами и трубами выглядело сказочно красиво. Круглая подъездная аллея огибала грандиозный мраморный фонтан, украшенный дюжиной нимф, изливающих воду в чистый бассейн из филигранных ваз.
Вокруг главного дома высилось несколько каменных пристроек, придававших имению такой вид, словно здесь некогда была действующая ферма. Фоном этому служили альпийские луга, где бурые коровы джерсийской породы с бронзовыми колокольцами подравнивали траву и удобряли поля.
Семь черных лимузинов выстроились на парковочной площадке у гаража. За ним виднелось обнесенное забором поле, пара вертолетов «Аэроспасьяль Газель», пилоты которых в кокпите одной из коммерческих винтокрылых машин попивали кофе из термоса.
Встреча европейских министров финансов на высшем уровне в Цюрихе почти не привлекла внимания прессы, поскольку от этого саммита ничего особого и не ожидали. Однако она дала благовидный предлог для людей, встретившихся в шато, находиться в том же городе в то же время. Они собрались в большом холле особняка — высоком двухэтажном помещении, обшитом дубовыми панелями и украшенном головами вепрей и оленей и большими швейцарскими рогами, подвешенными крест-накрест над просторным камином в полный человеческий рост.
Швейцария — один из крупнейших в мире банковских центров, так что стоит ли удивляться, что все пятнадцать человек за одним-единственным исключением представляли крупнейшие банковские концерны Европы и Америки.
Во главе стола сидел Бернхард Фолькман. Воспитанный в католической строгости в доме своего отца-банкира, он весьма рано отрекся от своей веры ради другой — религии обогащения. Богом его стал капитал, Святым Причастием — деньги. Он стал верховным жрецом мира финансов, внушающим уважение своей преданностью делу и некоторый страх своим сверхъестественным чутьем. Каждый его шаг в повседневной жизни вел к накоплению все новых денег — и для его банка, и для него самого. Фолькман женился, потому что в его положении так принято, и завел троих детей, потому что позволил себе полдюжины раз переспать с женой. Их он считал необходимым отвлечением от профессиональной жизни, но не вспомнил бы ни дней их рождений, ни последний раз, когда хотя бы видел своего младшего ребенка — двадцатилетнего студента, учившегося, как ему казалось, где-то в Сорбонне.
Фолькман являлся в свой кабинет на Банхофштрассе в Цюрихе ежедневно в шесть утра и покидал его в восемь вечера. По воскресеньям и праздникам он неохотно отклонялся от этой рутины, работая дома не менее двенадцати часов в день. Фолькман не пил и не курил, а посещение казино было для него столь же немыслимо, как для мусульманина — стать свинопасом. В свои шестьдесят он обзавелся солидным животом и стал каким-то однородно серым. Его кожа приобрела тот же линялый оттенок, что и волосы, белесые глаза за стеклами очков напоминали мутную воду, оставшуюся после мытья грязной посуды. Даже костюмы он предпочитал серые, и хотя рубашки носил белые, они неизменно приобретали сероватый оттенок.
Работающие вместе с ним ни разу не видели, чтобы Фолькман хотя бы улыбнулся, не то что рассмеялся, и только сильнейшие финансовые потрясения могли заставить уголки его рта чуть изогнуться вниз.
Вокруг него сидели столь же строгие люди, преданные деньгам ничуть не менее страстно, — президенты банков, чьи решения сказывались на миллиардах долларов и миллионах жизней. И сегодня они собрались, потому что пошатнулись сами устои мировой экономики.
На столе перед Берном Фолькманом лежал небольшой прямоугольный предмет, накрытый простой черной тканью. Когда все расселись вокруг стола, налили воду и прислуга удалилась, Фолькман протянул руку и сдернул ткань.
Банкиры и их гости принадлежали к горстке избранных на всем белом свете, у которых вид предмета на столе не вызвал каких-то особых чувств. И все же Фолькман заметил, что даже эти матерые профессионалы не смогли скрыть захватившие их эмоции. Двое-трое порывисто вздохнули, один задумчиво погладил подбородок. Еще у одного глаза на миг расширились, затем он огляделся, как будто игрок в покер, невольно выдавший себя. Шесть миллиардов других людей на планете изумленно охнули бы и бросились бы потрогать предмет, прокручивая в головах различные варианты.
Трапециевидный слиток, весящий двадцать семь фунтов, известен как Лондонская надежная поставка. Его грани сияли теплой желтизной, маслянисто поблескивая в неярком освещении просторного холла. Этот слиток чистейшего золота, очищенного до 99,9 %, стоил около ста шестидесяти тысяч долларов.
—
Джентльмены, у нас кризис, — начал Фолькман по-английски без малейшего акцента, четко, старательно выговаривая каждый звук, чтобы избежать путаницы и недопонимания. — Как вы все сознаете, очень скоро мир останется без золота. Фактически говоря, спрос намного опережает предложение по очень простой причине. Некоторые из вас стали слишком жадными.
Еще более десятилетия назад многие из вас обратились к центральным банкам своих стран с предложением, на тот момент казавшимся прибыльным всем заинтересованным сторонам. Вы как банкиры брали в долг золото, лежавшее на депозите, с обещанием уплаты одной четверти процента. Золото, лежащее в хранилищах Нью-Йорка, Парижа, Лондона и других городов, не имеет ценности, пока оно изъято из оборота. Уплачивая четверть процентного пункта, вы заставили бы золото работать на центральные банки, чего никогда не было в прошлом.
Если бы на том закончилось, мы не столкнулись бы с кризисом. Но это было лишь начало. Вы подошли к делу с другой стороны и либо продавали золото на открытом рынке, либо использовали свои авуары как кредиты и поручительства для других предприятий. По сути, вы заложили или продали ценности, которые имели право только взять во временное пользование. Центральные банки молчаливо одобрили эти действия, но оставили за собой право отозвать золото обратно в любой момент. Если бы эта схема осуществилась только в одной стране или в малых масштабах, на рынке осталось бы достаточно излишков золота, чтобы покрыть такой отзыв.
Однако в своей алчности вы забылись. По состоянию на сегодняшний день двенадцать тысяч тонн золота стоимостью в один триллион евро числятся на балансе центральных банков, но на деле находятся на пальцах и шеях женщин всего мира. Иначе говоря, джентльмены, оно не может быть выкуплено.
Несколько центральных банков в курсе и продолжают принимать свои четверть процента с цены золота, но некоторые просят о возврате самих слитков. Два года назад Французский национальный банк объявил о намерении продать часть своих резервов. Мы тогда собрались, чтобы профинансировать покупку достаточного количества золота, чтобы наполнить их хранилище для проведения продажи. Как помните, цена этого драгоценного металла возросла на пятьдесят евро всего за пару недель, когда трейдеры поняли, что имеет место подобная скупка. Затем французы продали свое золото, и цены снова стабилизировались. Наша возня по покрытию отзыва обошлась нам почти в миллиард евро. Мы сказали своим акционерам, что это однократное списание, но на самом деле такое списание нам грозит всякий раз, когда любой центральный банк отзывает свои активы.
—
Берн, мы не нуждаемся в уроках истории, — раздраженно бросил нью-йоркский банкир. — Оглядитесь — и не увидите нескольких знакомых лиц, потому что советы директоров их поперли.
Вы читаете Темная стража
