— Это на случай, если те промажут, — пояснил Макс. — Она закончит начатое.
Если какая-то из первых трех торпед промахнется или не взорвется, этот контрольный снаряд уничтожит цель. Кабрильо был прекрасно знаком с этой тактикой. А вот как защититься, не знал. Теперь он думал лишь о том, как им выбраться из Оманского залива живыми.
ГЛАВА 4
Бандит мертвой хваткой вцепился в горло Джани Даль, зажимая ей нос и рот. Она задыхалась, и чем отчаянней пыталась стряхнуть его с себя, тем сильнее становилась хватка. Вырвавшись на какое-то мгновение, ей удалось сделать спасительный вдох, не давший потерять сознание. Джани лягалась и изворачивалась, но все тщетно.
Еще чуть-чуть, и она лишится чувств, но Джани была беспомощна. Она словно тонула — хуже смерти и представить невозможно, когда страх парализует каждую клеточку тела и ледяная вода медленно, но верно заполняет легкие, но причиной ее смерти станет не вода, а лапы незнакомца.
Джани изо всех сил рванулась в последней безнадежной попытке спастись…
Хрипя и захлебываясь, она очнулась на койке, вскочила и тут же повалилась обратно. Прозрачная пластиковая канюля, подававшая кислород в легкие, обмоталась вокруг горла и душила ее как при приступе астмы, которой она страдала.
Все еще не отойдя от кошмаров, сопровождавших каждый приступ, Джани шарила по тумбочке в поисках ингалятора, едва осознавая, что до сих пор находится в госпитале корабля. Засунув мундштук в рот, она несколько раз нажала на клапан, впрыскивая вентолин как можно глубже в легкие.
С каждым вдохом становилось все легче, лекарство расширяло забитые дыхательные пути, позволяя вдыхать новую порцию. Джани устранила самые острые симптомы приступа, но сердце до сих пор бешено билось — то ли от кошмара, то ли от того, что один из концов канюли выскочил и кислород поступал лишь в одну ноздрю. Джани поправила пластиковую трубочку и тут же почувствовала разницу. Взглянув на мониторы, она увидела, как растут показатели кислорода. Она откинулась на подушку и укуталась в одеяло.
Вот уже третий день Джани была прикована к больничной койке, третий день умирала от скуки в четырех стенах, проклиная свои слабые легкие. Ее часто навещали друзья, но задерживаться тут надолго не хотел никто. И Джани их не винила. Кому охота смотреть на ее страдания? Она даже не позволяла медсестре менять постельное белье. Вряд ли она пахла розами.
Штора у ее койки отъехала в сторону. Джани не слышала, как доктор Пассман вошел в палату. Это был кардиохирург из Англии, лет шестидесяти. Он бросил работу сразу после развода с женой и пошел работать доктором на «Золотом рассвете» в поисках тишины и спокойствия, а также чтобы лишить бывшую жену алиментов.
— Я слышал крики, — сказал он, уделяя больше внимания мониторам, нежели пациентке.
— Очередной приступ. — Джани выдавила улыбку. — Уже третий день подряд. Кстати, этот был полегче. Кажется, я иду на поправку.
— Это уж позволь мне решать. — Он заботливо взглянул на нее. — Да ты вся синяя. У моей дочки хроническая астма, но чтобы так…
— Я привыкла. — Джани пожала плечами. — Первый приступ у меня был в пять лет, так что астма со мной почти всю жизнь.
— Кстати, у кого-то из родственников такое было?
— Ни братьев, ни сестер у меня нет, родители этим не болели, хотя мама как-то говорила, что у ее матери была астма в детстве.
Пассман кивнул:
— Это семейное. Чистый морской воздух должен был облегчить твое состояние.
— Я тоже так думала. Собственно, потому-то и устроилась на круизное судно. Ну и чтобы выбраться из унылого городка, где единственное развлечение — наблюдать за кораблями в порту.
— Скучаешь, наверное, по родителям?
— Я потеряла их два года назад, — тень грусти легла на ее личико, — в автокатастрофе.
— Мне жаль. Смотри-ка, ты розовеешь. — Пассман попытался сменить тему. — И дышать вроде легче.
— Так вы меня выпишете?
— Боюсь, нет, милая моя. Не нравятся мне твои легкие.
— Напоминать вам о сегодняшней вечеринке, я так понимаю, бесполезно? — с разочарованием спросила она. Если верить часам на противоположной стене, праздник начался лишь несколько часов назад.
Дискотека была единственной возможностью персоналу как следует оторваться, с тех пор как «Золотой рассвет» покинул Филиппины пару недель назад. Все с нетерпением ждали этого вечера: официанты, горничные и свободные от работы члены экипажа, который, по счастливой случайности, состоял в основном из чертовски привлекательных норвежцев. Кажется, даже кто-то из пассажиров собирался посетить мероприятие. Все только об этом и говорили.
— Именно так.
Дверь распахнулась, и в палату, благоухая духами, впорхнули Эльза и Карин, лучшие подружки Джани на «Золотом рассвете». Они были на пару лет старше ее, обе из Мюнхена и проработали здесь уже больше трех лет. Эльза была кондитером, а Карин работала в одну смену с Джани. Разодеты они были как павы. На Карин черное платье на бретельках, подчеркивающее пышную грудь, а на Эльзе — коктейльное платье, и, судя по отсутствию других полосок под облегающей тканью, больше ничего. На обеих были тонны макияжа.
— Ну как ты тут? — Не обращая внимания на Пассмана, Эльза присела на краешек койки Джани.
— Завидую.
— Ты не сможешь прийти? — Карин сердито уставилась на доктора, будто это была его вина.
Джани убрала мокрую челку со лба.
— Даже если и пошла бы, на вашем фоне у меня просто нет
шансов.
— Думаешь, Майклу понравится? — завертелась Карин.
— Еще как! — убедила подругу Эльза.
— Уверена, что он вообще придет? — Джани с радостью поддержала разговор, пытаясь забыть про боль в груди. Майкл — один из пассажиров, атлетически сложенный голубоглазый блондин из Калифорнии. Он слыл самым привлекательным парнем на корабле. Джани слышала, что между ним и Карин что-то было.
Карин смахнула мнимую пылинку с плеча.
— Он сам мне сказал.
— А тебя не смущает, что он респонсивист? — вмешался в разговор Пассман.
Карин бросила взгляд на доктора:
— Я росла с четырьмя братьями и тремя сестрами. Поверьте, без детей не так уж плохо.
— Респонсивизм — это не только детей не заводить, — заметил он.
Карин была уязвлена. Как смеет он думать, что она чего-то не знает об этой религии!
— Да, респонсивисты также оказывают огромную услугу человечеству, предоставляя возможность создавать семьи миллионам женщин Третьего мира и облегчая бремя, возложенное людьми на планету. В семидесятых, когда доктор Лайделл Купер основал это движение, на Земле было три миллиарда человек. Сейчас — вдвое больше, и темпы роста численности населения не замедляются. В данный момент в мире живет 10% людей за всю историю человечества.
— Да-да, я тоже читал их развешанные повсюду плакаты, — ехидничал Пассман, — только не кажется
