ему ус и утащил к себе в нору.
— Что тих? Случилось что? — спросил он.
— Нашёл пропажу, — я кивнул на паренька, — только вот не знаю, как разбудить, чтобы не дал дёру.
— Ты про девчонку?
— Про нее.
— Она тщательно меняла внешность. Я из воды видел.
— Ее пилас принес?
— Он, я увидел его, даже испугался, подумал, случилось что? Сколь зим прошло с тех пор, когда они гуляли по этим берегам. И вдруг на тебе прилетел. Тут и девчонку увидел. Растерянная.
Мы помолчали. Он сидел на воде, как на полу, меня всегда удивляла это его способность. До сих пор никак не могу взять толк, как он может находиться на одном месте, когда течение здесь сильное, все тянет к океану.
— Помогу, — вдруг сказал он, — только, чур, слушаться меня.
— Она очень испуганная, — предупредил его.
— Ха! Дар, может быть, она и испуганная, но она Огненная Лисица, так ее пелас назвал, а они никогда не бросят человека в беде. Вот этим и воспользуемся. Принимай облик дракона и нападай на меня.
Его идея оказалась удачной. Паренек открыл глаза и бросился меня защищать. Голос Мэриетты я бы узнал из миллиона голосов.
— Лежи и не шевелись, — прошептал дух реки, и опустил меня на землю. Я лежал неподвижно, делая вид, что без сознания, слушая, как они пререкаются. Она просила его привести меня в чувство, обещая отрасти ему ус, но при условии, что она сначала спрячется. Она, наверное, была сильно встревожена, потому и не чувствовала, что он играет с ней. Он не только заставил ее вернуть ему его гордость, но и тут же «привел» меня в чувство.
Я назвал ее истинным именем, магия имени и ее страх, рассеяли чужой облик, она рванула от меня со всех ног. Но я успел схватить ее за худенькие плечи, и попросил дать возможность переговорить с ней. Она вывернулась. И со злостью закричала:
— Знаю, я твой разговор, раздавить «мерзавку» хочешь!
Я попытался ее успокоить, заявив, что у меня и в мыслях ничего подобного нет. Но она мне не верила. Ее глаза горели. Я чувствовал, что не знаю, что говорить дальше. Как-то все слова потеряли смысл. И единственно, что мне пришло в голову, попросить ее сесть, сославшись на то, что мне трудно стоять. Это было правдой. Ее лицо приобрело тревожное, сопереживающее выражение. Она сунула в карман руку и протянула мне фляжку Ателя, в которой был любовный напиток, и подала мне, уверяя, что это настойка, которая поможет мне придти в себя. Когда же я сказал ей об истинном содержании фляжки, на ее глазах показались слезы. Она нахмурилась и надулась, как маленький ребенок. Чувствовал, что теряюсь окончательно. Разговаривать с детьми, у меня всегда получалось плохо. Сюсюкаться я не умел. Я к ним относился, как к маленьким взрослым. Иногда это имело результат, и меня принимали, а иногда вызывало непонимание.
Напомнил Мэриэлле, что она сама просила помогать ей.
— Но ты дал слово Мэриетте. А я… — попыталась выкрутиться она.
— Нет. Я дал слово ТЕБЕ, и мне все равно какое имя ты носишь в данный момент Мэриша, Мэриетта. Мэриэлла.
Она распахнула глаза:
— Ты знаешь про Мэришу?
— Я знаю о тебе почти все, что с тобой случилось, с того момента как сбежала из Даалада.
— Откуда? Тебе Чат сказал?
— Скажем так, не совсем. Он рассказал мне про свою ученицу, которая попала в магическую ловушку, и просил помочь объяснить, как она могла попасть в расставленные силки. О тебе я догадался сам.
Мэриэлла потупилась:
— Я не могла к тебе придти вечером, хоть и должна была.
— Я понял это. Хотя и поздно. В тот день я был зол на тебя…
— А когда ты понял, что я — это я?
— В Кантине.
— В Кантине? И когда ты танцевал со мной, ты уже знал, кто я?
— Нет, не знал! Но после того как наш танец прервали, и я увидел реакцию людей, вот тогда впервые и подумал о тебе. Только Огненная Лисица может воспламенять своими эмоциями. А потом я виделся со Заньей.
— Но тогда в Городе Радуг…
— Да, я хотел поговорить с тобой, и отдать тебе вот это, — я полез в карман и вытащил коробочку со знаком десятника, — но я ошибся и вытащил тот браслет. А твоя реакция, честно говоря, так удивила меня, что я не знал, что подумать…
Мэриэлла подошла ко мне и взяла золотой завиток, прижала его к сердцу, улыбнулась и тут же надела его на руку: — Так это ты купил его у того ювелира?
— Я. Кстати, вот твой кинжал.
— Спасибо, — она забрала и его, а потом, немного постояв около меня, отошла еще дальше и снова села, изредка поглядывая в мою сторону.
Я кожей чувствовал, что ей хотелось спросить, правда ли, что тогда Нагна сказала в столовой? Врать не мог. И приготовился сказать правду. Но она задала совсем другой вопрос, который, может быть, был еще более болезненным:
— И ты так спокойно наблюдал, как за твоей женой ухаживает твой друг?
Мне хотелось сказать ей, что, если бы она выбрала меня, ничего бы этого в Ателе и не было бы. Я отнес бы ее в Даалад. Но тут же припомнился ее крик в Рароге, что не нравлюсь ей, ее холодные слова, в Городе Радуг. И потом я не был уверен, что она опять бы не сбежала от меня. Поэтому только озвучил свои мысли. Я не понимал, что она хочет от меня. Зачем задает такие жестокие вопросы. Я все больше терялся, чувствуя, как захожу в тупик. Ходить вокруг да около больше не мог, поэтому прямо сказал ей, что она стала для меня самым дорогим существом в мире, единственной женщиной, которую я хочу видеть своей женой, человеком, которого я боюсь потерять больше всего на свете.
Она покраснела, потупила глаза и молчала. Это молчание было слишком длительным. Для меня оно означало одно — она удивлена и только. Из меня будто уходила жизнь, подкатывало раздражение на весь мир, который стал терять свои краски и запахи. Никогда не думал, что быть отвергнутым так мучительно больно.
— Дар, можно тебя спросить? — прервала она молчание, — если это будет тебе неприятно, ты можешь не отвечать. Мне покоя не дает этот вопрос вот уже несколько дней.
— Ну, вот и до Нагны добрались, — подумал я, и приготовился положить камень на могиле своих чувств к этой девчонке.
— Что у тебя на шее? — вдруг спросила она, — дракон, небольшой, черный. Когда ты глотаешь, или смеешься, он приподнимает голову. Понимаешь, его не было в норе вне времени и пространства, я бы заметила. Твоя рубашка была порвана. Не было, когда ты пришёл брать меня в жены, я тогда смотрела на тебя во все глаза. Даже в Очарованном лесу сначала его не было. А потом, помнишь, паутину? Я сняла ее и увидела. И теперь всегда вижу. Что это?
Меня словно ударили под дых. Стало тяжело дышать. — Не может быть, — думал я, — Мэриетта, лисенок, неужели это правда?
Вслух же ответил: — Это знак дракона. Его могут видеть только драконы, остальным людям он не виден. Цвет его, это цвет чешуи. Так мы узнаем друг друга.
— Но я же не дракон? — ее голубые, как весеннее небо, глаза удивленно смотрели на меня.
— В жизни каждого дракона только две женщины видят этот знак, одна — мать, вторая… — слова застряли в горле. Я не мог продолжить, не верил сам себе, что такое может случиться, хотя больше всего хотел именно этого.
