Геннадий Александрович Разумов
Падающая звезда
Они были одни на всем свете. Не было рядом ни высокого берега, заросшего зеленой густой травой и низкорослым ветвистым кустарником, ни желто-серой широкой полосы длинного пляжа, ни пенящихся волн с белыми гребешками, прибегавших откуда-то издалека. И не было огромного многоэтажного дымного города, глухо шумевшего недалеко за платановой рощей, за высокими скалистыми холмами.
Они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на старом растрескавшемся пне, обросшем мхом и древесными грибами. Ее мягкие прохладные пальцы лежали в его широкой шершавой ладони. Она склонила голову к его плечу.
– Ты любишь меня? – прошептала она, чуть коснувшись его уха губами.
– Очень, – выдохнул он, еще крепче обняв ее за плечи.
Они были одни во всем мире. Вокруг стояла насыщенная ароматом моря ночная прохлада. Черное низкое небо, усеянное россыпями блестящих звезд, колыхалось над ними, двигалось, волновалось.
– Смотри, сколько звезд, – сказала она, закинув голову назад и обняв его за шею.
– А сколько их падает! – Он помедлил немного, потом добавил: – Знаешь что? Загадай желание.
– Я хочу, чтобы нам всегда-всегда, всю жизнь было так же хорошо, как сейчас. Вон, это наша с тобой звездочка. Гляди, какая она большая, красивая… И как долго падает… – Она, счастливо улыбаясь, смотрела на небо, по краю которого медленно плыла яркая оранжевая звезда.
Что-то было необычное в ее неторопливом скользящем падении. Другие падающие звезды быстро, стремительно прочерчивали небосвод, а эта опускалась медленно, осторожно, неуверенно.
Конечно, подобно всем остальным, она тоже падала в направлении горизонта, тоже бледнела, тускнела и, казалось, вот-вот исчезнет совсем. Но вместе с тем эта звезда существовала как-то иначе, как-то по-другому. Она одновременно исчезала и, наоборот, становилась с каждой минутой все больше, все ощутимее.
Трудно, невозможно было объяснить это ощущение, но безотчетный страх вдруг охватил девушку. Какая-то непонятная странная тревога, вроде сильного ветра, ураганного шквала, обрушилась на нее и стала стремительно, неумолимо нарастать, закрутила, понесла. Лоб покрылся испариной, похолодели руки, ноги, тело пробила дрожь.
– Ой, мне страшно! – вскрикнула она, почувствовав на себе чей-то пристальный пугающий взгляд. – Что-то приближается к нам, все ближе, ближе, уже здесь…
– Ну что ты, родная, не бойся, я же с тобой, все в порядке. – Он крепко прижал ее к себе, обнял.
Но она видела, вернее, чувствовала ЭТО. ОНО было огромное, жуткое. Она не знала, что это, не могла объяснить свое состояние. Но ЭТО было, ОНО смотрело ей прямо в глаза, даже не в глаза, а куда-то внутрь, в самое сердце, в мозг, в душу.
И где-то на подсознательном уровне вдруг родилась мысль, что она должна выдержать этот страшный парализующий взгляд, она не должна сдаваться, должна смотреть прямо на НЕГО, смотреть, смотреть…
Вспомнилось, в детстве кто-то говорил: если в лесу встретишь волка – надо глядеть ему прямо в глаза, и зверь первый не выдержит взгляда человека, отвернется, отступит, повернет назад.
Но это был не зверь. Это было нечто более свирепое, ужасное, невидимое, необъяснимое. Ничего общего с каким-то там волком, знакомым, понятным, совсем не страшным, ЭТО не имело. ОНО было неосязаемым, невидимым и неслышимым, ОНО излучало какие-то непонятные волны, лучи, которые давили, жгли, леденили, сковывали все ее тело, все ее существо.
– Неужели ты ничего не чувствуешь, не видишь? – Она вцепилась в руку своего любимого. – Почему ты такой бесчувственный? Ну смотри же, смотри. Вон туда, в сторону моря, или нет… в сторону гор.
Она вдруг поняла, что не знает, где ЭТО находится, откуда ОНО смотрит на нее. И от этого стало еще страшнее. Она попыталась собраться, сосредоточиться, найти ответ на мучившие ее вопросы. Только бы не опустить глаза, не сдаться. Впрочем, почему глаза? Нет, она вся должна сопротивляться, бороться, преодолеть ЭТО.
Ах, почему же он, ее родной близкий человек, с которым у нее всегда такое взаимопонимание, который всегда так чутко улавливает любое, даже самое крохотное изменение ее настроения, почему сейчас, в эту необычную страшную минуту он так глух, так слеп и бесчувствен? И у нее нет сил его растормошить, разбудить от этой нелепой недопустимой спячки.
– Ну успокойся, милая моя, дорогая. – Он крепко обнял ее за талию. – Что же это с тобой происходит? Ты вся дрожишь. Тебе холодно? Давай-ка я тебя укрою, согрею.
Он укутал ее плечи своей плотной длинной курткой, надвинул ей на голову шерстяную шапку. Но это нисколько не помогло. Неужели он не понимает, что от ЭТОГО курткой и шапкой не спасешься?
– Отвлекись ты от своих тревог. Думай о чем-нибудь другом. – Он неторопливо просунул руку в карман куртки, достал сигарету, зажигалку, закурил, глубоко затягиваясь и пуская длинные струйки дыма. – Гляди, мотыльки улетают от табачного дыма. Это мотыльки-однодневки. Подумать только, ведь они живут всего только день-два, и для них это вся их большая жизнь. Они даже не знают, что позавчера был дождь и что на следующей неделе зацветет акация. – Он помолчал немного, потом добавил, задумчиво глядя куда-то вдаль: – Вот и мы с тобой те же однодневки. Живем всего-то ничего по сравнению с горами, морем, звездами. Удивительная она штука, это время.
Какой же он все-таки бесчувственный! Так легко, так спокойно рассуждает о посторонних вещах, когда сейчас надо сосредоточиться только на одном, надо понять, что происходит вокруг, почему так тревожно и страшно.
Что делать, что предпринять? Может быть, позвать на помощь, закричать? Но кого? Где-то неподалеку, кажется около холмов, есть спасательная водная станция. Там крепкие сильные ребята, аквалангисты, водолазы, они помогут. Боже мой, какая чушь! Они ничего, совсем ничего не могут. Здесь нужно что-то совсем другое.
И вдруг как-то из подсознания выплыла еще одна мысль: только их любовь, привязанность друг к другу, их чувства могут сейчас помочь. Надо, чтобы он, ее дорогой человек, тоже увидел ЭТО, почувствовал, как чувствует она. И тогда они будут сильны и защищены от ЭТОЙ опасности. Да не только они – весь мир, изумрудно-зеленая трава, усеянные белыми цветами деревья, темно-коричневые горы и большой, шумный их родной город за платановой рощей.
– Дорогой, – прошептала она совсем обессиленная, – пожалуйста, поцелуй меня. Быстрее. Еще, еще…
Звездолет-автомат-робот № 1932-Н резко форсировал двигатели, выдвинул гравитационную защиту и, выполнив двойной маневр, завис в орбитальном полете над планетой «3». Объективы стереоскопов корабля развернулись для кругового обзора и медленно заскользили по поверхности планеты, внимательно осматривая на ней каждую впадину и возвышенность. Плотные потоки геофизической информации потекли в магазины памяти анализирующего вычислительного устройства.
Планета «3», согласно дбцнкской классификации, была маленьким космическим телом, вращавшимся вокруг небольшой периферийной звезды. Она почти целиком состояла из расплавленной каменной массы, и лишь самая верхняя ее часть была твердой и плотной. Но именно эта корка прочных горных пород позволяла использовать планету для размещения на ней очень важного объекта – космического маяка, который должен был снабжать астронавигационной информацией дбцнкские звездолеты, делающие межгалактические рейсы.
Планета удачно располагалась на пересечении нескольких дальних трасс, и ничто не должно быть препятствием для превращения ее в навигационный объект. Вот для чего в огромных трюмах звездолета-автомата ровными рядами стояли круглые металлические контейнеры-цистерны с азотнокислотным пластифицирующим составом, предназначенным для полной стерилизации поверхности планеты. Убрать все, что хоть как-то могло затруднить работу космического маяка, – основная задача звездолета-автомата№ 1932-Н, посланцаДбцнкского Галактического Института.
На корабле господствовала строгая машинная иерархия. Во главе всех служб стоял Командир – управляющее устройство. Он ставил задачи Анализатору, принимал оперативные решения и давал команды Исполнительному и Наблюдательному комплексам.
После обобщения первых сведений о физических параметрах планеты «3» Командир задал главный вопрос Анализатору:
«Есть ли жизнь на планете?»
Ответ последовал однозначный:
«Суровые геологические и климатические условия наличие жизни исключают».
Командир дал команду изменить траекторию полета. Звездолет перешел на другую сниженную орбиту, и видеофоны опять забегали по поверхности планеты. Новые порции более подробных сведений поступили в анализирующее устройство. Они наложились на предыдущие, столкнулись с ними, где-то заместили их, где-то легли рядом. И вдруг на новый запрос Командира Анализатор ответил:
«Есть жизнь. Низшие формы».
Командир сверился с Программными блоками, оценил обстановку и скомандовал:
«Разведочный зонд в работу».
От звездолета отделился большой круглый аппарат с сотнями объективов, щупов и манипуляторов, размещенных по всей его поверхности. Повисев некоторое время в верхних слоях атмосферы, он выбрал зону исследований, провел мелкомасштабную съемку района посадки и пошел на снижение. Через некоторое время зонд приземлился на небольшой ровной площадке, окруженной со всех сторон плотной стеной темно-зеленых широколиственных деревьев.
Стереоскопы заскользили по неподвижной мозаичной зеленой массе, прочерченной угловатыми линиями светло-коричневых веток. Строчка за строчкой полетела новая информация на корабль:
«Древесная растительность со стеблевидными органами, поглощает углекислоту, производит кислород…»
На мгновение поток информации прервался – в приемное устройство поступило непонятное наблюдение: флора проявила способность к движению, листья заколыхались, закрутились. Что это было, внутренние силы, разумная жизнь? Нет, это просто дул ветер.
Снова забегали стереоскопы по глухим лесным чащобам, по травянистым ромашковым полям. И вдруг снова – стоп. На опушке леса появилось живое существо также биологического типа – четыре подвижные суставчатые опоры, удлиненное туловище, опущенная вниз голова.
Зонд сделал несколько резких движений, изменил цвет своего покрытия, потом послал ряд звуковых, световых и электромагнитных сигналов. Но животное на все это никак не среагировало. Оно лишь на мгновение подняло голову, с полным безразличием посмотрело в сторону незнакомого предмета и, неторопливо повернувшись, пошло к лесу, не проявляя больше никакого интереса к инопланетному аппарату и к его сигналам.
После этого с корабля поступил приказ:
