придется. Причем долго. Дня два или три. Хотя можно проще. Вон в двух шагах арматурина валяется, брошенная Архом. Доползти до нее, в землю воткнуть да с размаху напороться, скажем, так, чтоб сонную артерию порвать. И закрыть на этом все вопросы.
Артем даже попытался осуществить задуманное, но в следующее мгновение, скуля и корчась, повалился на землю. В потревоженной ноге взорвался новый комок раздирающей боли.
Парень закусил губу, чтобы не разреветься от бессилия. В семнадцать лет это случается даже с продвинутыми бойцами, не раз отбивавшими атаки мутантов с крепостной стены. Впрочем, это практически с каждым бывает в любом возрасте, когда под грузом обстоятельств приходится мучительно и больно убивать себя…
Но разреветься, жалеючи себя, не получилось. Потому что Артем услышал дыхание.
Когда слышишь такое – влажное, со змеиным шипением на выдохе и легким рычанием на вдохе, поневоле отвлечешься от своих бед, оторвешь физиономию от земли, протрешь глаза от грязи и невыплаканных слез и попытаешься рассмотреть получше, кого же это принесла нелегкая?
Это была крысособака. Очень похожая с виду на домашних крысопсов, что уже много десятилетий используют в Крепости для охоты и сторожевой службы. Похожая – но далеко не такая же.
У твари была мощная грудная клетка, крупные лапы с длинными, острыми когтями и хищная, вытянутая далеко вперед морда, на которой горели голодным адским пламенем злющие глаза. Крысособака была как минимум в полтора раза крупнее своих одомашненных собратьев. С передними клыками, вылезшими из пасти, и длинным хвостом, словно бич хлещущим по бокам, она смотрелась устрашающе. Домашние крысопсы, конечно, тоже далеко не живые игрушки, но эта тварь, казалось, только что вылезла из ада с единственной целью – разорвать и сожрать все живое, что попадется ей на пути.
Артем усмехнулся. Ну вот и не надо корячиться с арматуриной. Достаточно просто подставить горло под клыки мутанта, и меньше чем через минуту все будет кончено. Он даже честно попытался это сделать, когда собака слегка присела – и резким толчком мощных задних лап послала свое тело в полет.
Попытался…
Но – не получилось.
С детства тренированный организм отказался повиноваться хозяину. Артем чисто рефлекторно выставил вперед согнутую в локте левую руку – и тут же почувствовал, как на предплечье сомкнулись тиски.
Страшный удар швырнул Артема на спину, вызвав новый взрыв боли в раздробленной ноге. Но странно – адская, нереальная боль не погасила сознание, а вызвала жуткий приступ ярости.
– Ах ты сссука!!! – выдохнул парень.
Генетическая память предков, поколениями сражавшихся с хищниками и мутантами, проснулась разом, и сейчас уже от Артема мало что зависело.
Кожаный наруч, защищавший предплечье, хоть и трещал, но пока еще сдерживал стальную хватку челюстей крысособаки, не давая той перекусить руку. Другой человек на месте Артема попытался бы вырвать конечность из зубов монстра – и наверняка лишился не только руки, но и жизни в придачу. Тварь, вышедшая на охоту, не остановится, видя перед собой раненую жертву, которая заведомо слабее ее. Попробуешь вырваться – просто перехватит руку поудобнее, еще сильнее травмируя уже прокушенное мясо. Или бросится вперед, метя разверстой пастью в открывшееся горло.
Но не так бились предки Артема сначала с дикими волками, а после – с мутировавшими помесями крыс и собак. Сам не до конца понимая, что он делает, Артем правой рукой схватил крысособаку за затылок и начал с силой прижимать тварь к себе, вдавливая захваченное зубами левое предплечье как можно глубже в кошмарную пасть монстра.
Не ожидавшая такой реакции жертвы, крысособака на мгновение разинула челюсти пошире – как же, такой кусок сам идет прямо в желудок!
За что и поплатилась.
Рука Артема, всунутая в пасть животного до предела, сместила широкий язык мутанта назад, перекрыв твари дыхалку.
Осознав, что что-то идет не так, как планировалось вначале, крысособака рванулась назад…
Но не тут-то было! Артем уже обхватил голову твари мертвой хваткой и давил, давил, давил, чувствуя при этом, как длинные клыки монстра словно кинжалы пропарывают наруч, а также кожу и мясо на предплечье под ним, мерзко скребут по локтевой кости… Не больно – мерзко. По нервам, как железом по стеклу. Но это уже неважно, потому что в крови бушует дикий восторг предка, сумевшего утащить за собой на тот свет своего убийцу.
Артем не знал, сколько времени он удерживал в стальном захвате огромную крысособаку. Лишь когда острые когти твари наконец перестали царапать кожаную броню на животе, и ее тело, дернувшись в последний раз, обмякло, парень осторожно разжал руки.
Задушенный мутант смотрел на него остекленевшими глазами, в которых навеки застыл коктейль из вполне человеческих чувств – лютой злобы, смертного ужаса и непомерного удивления.
– Ну вот… и все, – прошептал Артем.
Это, действительно, было всё. Атака мутанта выпила последние силы, но все же парень зачем-то осторожно высвободил левую руку из пасти твари. Не все ли равно, где находится разлохмаченная конечность? Оказалось, не все равно. Артем даже выдернул из кожаного наруча сломанный клык мутанта длиной с указательный палец. Эх, жаль, что поддался инстинктам! Прошлась бы псина таким клыком по шее, уже бы и отмучился. А ведь пройдет еще немного времени, адреналин уйдет – и останется только боль… Если, конечно, вот этим самым клыком не вскрыть сонную артерию на своей шее прямо сейчас…
И вдруг желудок парня свело, да так, что он аж скрючился на земле, поросшей сухой, бесцветной травой. Голод! Зверский, мучительный, животный…
«Чушь какая-то, – пронеслось в голове Артема. – Вроде раненым вообще не должно жрать хотеться. А тут – хоть собственную руку за крысособакой дожирай. Хотя… почему собственную?»
Никогда раньше не слышал Артем, чтобы кто-то из людей ел плоть убитого мутанта. Даже в голову такое никому не приходило. Наверно, потому, что не были те люди в такой ситуации – покалеченные в хлам, а рядом – только этот самый дохлый мут и валяется. И жрать охота немыслимо…
В общем, вместо того чтобы самоубиться острым зубом крысособаки, Артем раздвинул черную шерсть на шее твари, вскрыл артерию и припал к ране, урча от удовольствия, словно какой-нибудь нео, дорвавшийся до свежей крови…
Она не была вкусной, эта теплая, солоноватая, маслянистая жидкость, словно сама собой стекающая в желудок, трепещущий от ожидания. Она была необходимой, как необходим воздух утопающему, которого только что вытащили из реки. Нет вкуса у воздуха, как нет его у воды, которая льется в иссохшее горло путника, который сутки блуждал по Зоне с прохудившейся флягой, так и не встретив на своем пути родника. Но нет ничего отраднее глотка воздуха, воды или крови для того, кто не променяет его на все возможные богатства мира, сгоревшего в пламени Последней Войны…
Артем оторвался от раны, только когда почувствовал, что фонтанчик, бьющий прямо в горло, превратился в скудные капли, которые приходится с трудом высасывать, зарываясь всем лицом в вонючую шерсть. Отвалившись от трупа, Артем тяжело упал на спину и уставился в серое небо.
«Словно обожравшаяся болотная пиявка, – невесело хмыкнул он, ощущая приятную тяжесть в животе. – И что это на меня нашло?»
Нога болела, болела рука, но сильнее боли сейчас была сонливость, внезапно охватившая парня. Помнится, отец говорил: нет ничего страшнее, чем оказаться в Зоне раненым, беспомощным, без оружия. Но спать здесь одному, на открытой местности, без огня равносильно смертному приговору.
«А мне-то чего терять? – усмехнулся Артем. – Сожрут – ну и пусть, если оно во сне случится, даже лучше будет».
И, не в силах более сопротивляться накатившей дрёме, парень провалился в сон – темный и глубокий, словно желудок жука-медведя.
Тоннель все же вел на поверхность, где и в самом деле царила ночь.
– До рассвета еще часа четыре, не меньше, – зевнул в кулак Ион.
– Если вы хотеть спать, то я могу караулить, – заявил Колян, недвусмысленно тряхнув своим автоматом,