Та, что ждет

Второй.

— Настя, я отойду к главбуху — замени меня на телефонах, хорошо?

* * *

— Лера, у меня к тебе возникло несколько вопросов.

Что ж, можно было обойтись без преамбул. И так все понятно.

— Ты стала слишком много времени тратить во время работы на личные дела.

Ну да. Что есть, то есть.

Любая загнанная ездовая собака рано или поздно захочет остановиться и подумать о себе. Тем более, если она целыми днями носится с высунутым языком по бессмысленному, замкнутому кругу без надежды с него сойти.

— Тебя слишком часто видят сидящей в аське.

Какие у нас все внимательные стали. Аж жуть.

— Сотрудники жалуются, что ты не успеваешь сделать то, что они просят. Ты стала делать очень много ошибок.

Лучше бы они свою работу на нее не сваливали и следили за тем, что делают сами.

— Тебе стоит задуматься, зачем ты сюда ходишь.

Как будто она об этом не думала. Уже много-много раз. И никаких оптимистичных выводов из этих раздумий явно не последовало.

— В следующий раз я не буду ограничиваться предупреждениями, а буду принимать более жесткие меры, вплоть до увольнения. Во всяком случае, я попрошу нашего системного администратора удалить у тебя аську.

Удалить аську.

Удалить…

Вместо того, чтобы дать ей еще одного человека в помощь.

Вместо того, чтобы подумать о том, что обычный человек не в состоянии сидеть на десятке входящих линий и при этом полноценно выполнять обязанности офис-менеджера.

Вместо того, чтобы дать ей возможность быть рядом с любимым человеком хотя бы днем!

— Ты можешь идти.

Нет уж, дудки. Пусть только попробуют.

* * *

— Ты какая-то грустная, Жемчужинка. Что случилось?

— Нет, мой хороший. Ничего…

Мягкий, теплый тембр любимого голоса действовал на ее взбудораженные, напряженные нервы, как успокаивающий бальзам, обволакивая, топя в себе все неприятные ощущения. Сегодня она не стала даже задумываться о том, можно ей или нельзя использовать рабочий телефон для личных целей — ей просто необходимо было услышать этот голос во что бы то ни стало.

И пусть все эти доглядчики во главе с Асаниной идут лесом.

— Точно?

Нотка тревоги в Лешином вопросе звучала все отчетливее — он чувствовал, как это всегда бывало, что с ней что-то не в порядке, что-то, что вторгалось в их теплый, уютный мир. Ее всякий раз поражало, как чутко он улавливал малейшие перепады ее настроения, идя за ней по пятам, не давая замкнуться, спрятаться, скрыть от него то, что происходило у нее внутри.

Ну какие тут могли быть гордость и здравомыслие?

— Скажи мне, что случилось? Я же все слышу…

В такие минуты она, как никогда остро, ощущала свою полную беззащитность перед его заботой и вниманием, к которым с таким отчаянием тянулась.

Почему они так далеко друг от друга? Почему так случилось, что они не рядом?

— Я хочу к тебе, — тихо, совсем по-детски, прошептала она. — Я так хочу к тебе…

В трубке раздался долгий вздох:

— Я тоже хочу к тебе, Жемчужинка. Очень.

Нет, этого ей было мало.

Нужно было больше.

Гораздо больше.

— Мне сегодня здорово досталось за то, что я слишком много времени провожу с тобой в аське…

— Они знают, что ты общаешься именно со мной? — обеспокоенно спросил он. — Что-то серьезное?

Ну как сказать. Угрозу увольнения можно считать чем-то серьезным?

Или гораздо серьезней было признать тот факт, что она безумно по нему скучала все пять дней майских праздников?

Как мучительно далось ей это решение — поехать все-таки в Питер, а не в далекую и неведомую ей Пермь. Каким невероятным усилием воли удержала она себя от этой смены маршрута! Всякий раз, когда она начинала жалеть об этом решении, она себе напоминала, что поступает правильно — ведь это он мужчина, он должен сделать первый шаг ей навстречу. И эти его рассказы о девушках, плачущих под дверью… Сколько раз папа ей говорил, что негоже девушке первой, самой давать понять…

Негоже…

Видит Бог, она старалась провести эти праздники так, чтобы отвлечься от грустных мыслей, то и дело возвращавших ее к рабочему компьютеру. Она уехала туда, где ей всегда было хорошо — в город, который она любила так сильно, как любят все, до чего невозможно дотянуться каждый день. Попроси ее описать, с чем это было связано — она при всем желании вряд ли смогла бы этого сделать. Она любила приезжать сюда, мысленно оставляя позади все свои проблемы. Ее ждали широкие проспекты, романтичный и тихий Летний сад, Нева с еле слышным тяжелым плеском воды, ее любимый пешеходный маршрут по Невскому через Троицкий до Петропавловки…

— Подожди…

Ее немного шатало от выпитого алкоголя — легкое головокружение из-за царившей вокруг атмосферы веселья и движения. Яркий свет, три этажа танцполов — один из самых популярных танцевальных клубов Питера, был выбран не случайно: упустить этот шанс получить удовольствие было просто нелепо.

— Лер…

Валера догнал ее на выходе, схватив за руку — пожалуй, немножко бесцеремонно. Толпа входящих с улицы хлынула им навстречу, и, чтобы не столкнуться с ними, они нырнули в небольшую нишу справа от дверей.

— Я тебя обидел чем-нибудь? — прошептал он.

Горячая мужская ладонь неторопливо скользнула вниз по ее плечу.

— Нет, — она мягко качнула головой. — Нет, конечно.

Взвинченный бесконечным ожиданием, в котором она жила последние недели, организм яростно бунтовал, отчаянно требуя разрядки. И следуя логике, ничто не должно было этому помешать, но…

— Я соскучился по тебе…

Она прикрыла глаза, чувствуя, как теплое мужское дыхание осторожно коснулось ее затылка и шеи. Один раз, о котором никто ничего никогда не узнает…

— Жемчужинка?

Тихий, ласковый голос в трубке, ставший за короткий срок уже таким родным, все еще звучал немножко встревоженно.

— Да, мой хороший…

— Ты мне так и не рассказала, как ты съездила в Питер…

Она на долю секунды вновь прикрыла глаза.

— Почему — нет?

Ей пришлось напрячь руку, чтобы удержать Валеру на расстоянии.