— Это из-за Линка, да? — Он слегка покраснел.
— Да. — Последние сожженные яйца полетели в бачок.
— Он хочет, чтобы мы уехали?
— Не совсем то, но хочет.
— Не понимаю.
— Он хочет на мне жениться, а я не хочу. Когда я скажу ему, то, могу поспорить, он больше не пожелает нас здесь видеть.
У Кэла чуть глаза не вылезли на лоб, словно в комнате возникло привидение.
— Дикость какая-то, — наконец вымолвил он. — Ты же не собираешься говорить нет… Линку. Он вполне нормальный парень. Мам, ты спятила.
— Возможно, только я не могу выйти за него замуж, а большего тебе знать не требуется. Постараюсь найти квартиру поближе к университету, и когда найду, мы переедем.
Губы Кэла превратились в одну жесткую линию:
— Я так не думаю.
— Прошу меня простить.
— Я так не думаю, потому что собираюсь остаться здесь. Меня Линк не просил выходить за него, ко мне хорошо относятся, и, если понадобится, я смогу не хуже тебя заботиться о Дженни.
— Не шути, Кэл. Ты еще недостаточно взрослый, чтобы поступать по собственному усмотрению.
— Мне почти семнадцать, а это достаточный возраст для того, чтобы не переезжать, если я не хочу.
Эван смотрела на него, пытаясь не замечать новую сердечную рану.
— Значит, ты серьезно? — Просто не верится. Это же Кэл, ее Кэл.
Тот молча изучал пол. Нижняя губа дрожала, и он прикусил ее так, что она побелела.
Никогда еще молчание не казалось Эван столь тягостным. Рана причиняла мучительную, непереносимую, почти физическую боль. Силы вдруг покинули ее, и она прислонилась к стене.
— Хорошо, если таково твое желание, Кэл, не стану тебе мешать. Когда буду сообщать Линку о своем решении, я спрошу, не можешь ли ты остаться.
Надеясь, что сын передумает, она закрыла глаза и ждала… пока не хлопнула дверь. Тогда, бессильно опустив плечи, она зарыдала. Неужели Кэл мог ее бросить? Господи, он смотрел на нее, словно ненавидел.
В два часа Линк позвонил и сказал, что Мод устраивает обед в честь благополучного возвращения Дженни. От одного звука его голоса у Эван дрогнуло сердце. Неужели придется расстаться с ним? Но она должна. Так будет лучше для всех.
А Кэл? Он тоже обязан понять. Его поведение утром было всего лишь проявлением юношеской досады.
— Эван, ты слушаешь?
— Извини, что ты сказал?
— Я спросил, устроит ли вас шесть часов?
Она посмотрела на закрытую дверь спальни Кэла.
— Хорошо, в шесть мы придем. Как Дженни и Копер?
— Обе в порядке, как будто вчера ничего не произошло. Дети и собаки — жизнерадостные создания. Но дети приносят родителям не только радость.
«Вот именно», — усмехнулась она, снова взглянув на закрытую дверь.
— Что-нибудь случилось?
— Ничего, — быстро ответила Эван.
— Ладно, — он понизил голос. — Жду твоего ответа. Ты уже подумала о нас?
Слова были наготове, однако ей не хватило решимости произнести их вслух.
— У тебя действительно все в порядке? — продолжал допытываться Линк.
— Все прекрасно. Мы поговорим об этом… после обеда.
Возникла напряженная пауза.
— Увидимся в шесть, — наконец согласился он.
Эван подняла глаза и увидела сына, который смотрел на нее с выражением гнева, замешательства и печали.
— Мама, почему ты это делаешь? Не понимаю.
— Не уверена, что смогу тебе объяснить, Кэл.
— Попытайся.
— Хорошо. Мне нужно… я хочу иметь время… для себя. У меня тоже есть мечты. Ты можешь это понять?
Выражение его лица не изменилось, и сердце у Эван упало. Она пыталась объяснить:
— Мне нужна свобода делать то, что я хочу и когда хочу… отвечать не за других, а лишь за себя.
— Значит, ты собираешься переехать, чтобы не отвечать за Линка?
— Не только за него.
Бесполезно. Кэл никогда ее не поймет. В его возрасте есть только черное и белое, никаких полутонов.
Кэл вдруг понял.
— Дженни. Ты не хочешь Дженни, правда? — Он смотрел на нее так же, как она на сырые устрицы. — А в чем дело? Малышка не отвечает твоим стандартам?
— Как ты можешь говорить подобные вещи?
— Тогда что? — Лицо сына было каменным. — Она причиняет слишком много хлопот? Что?
Эван пришла в ярость, но овладела собой:
— Я люблю Дженни, только не хочу…
— Быть ей матерью. Да, Эван?
Она побледнела. Линк стоял у двери, небрежно прислонившись к косяку, и глядел на нее равнодушно-оценивающим взглядом, словно первый раз видел.
— Линк, все не так. Я…
— Оставь. Мне не нужны твои объяснения. Я уже сыт по горло женщинами, которые не хотят быть матерями. Пора бы научиться их различать. — В его глазах читалось презрение. — Собственно, я пришел сказать, что обед не состоится. Звонила сестра Мод, их матери стало хуже и нужно отвезти Мод туда. Думал, ты сходишь пообедать со мной и Дженни. Идиотская мысль, не так ли? — И он вышел.
Эван посмотрела на сына, потом выбежала вслед за Линком и, догнав, тронула за руку. Он не остановился, только обдал ее холодным, нетерпеливым взглядом:
— Чего ты хочешь? Меня ждет Мод.
— Хочу объяснить. Ты совсем не то думаешь, я люблю Дженни…
— Не желаю этого слышать. Ты же не хочешь ее, не хочешь меня. Все ясно.
«Господи, сделай так, чтобы он понял!»
— Я люблю тебя, Линк, люблю Дженни. — Он фыркнул, однако Эван, проглотив свой гнев, продолжала: — Но я хочу любить и себя тоже… Связь с тобой усыпила мою бдительность. У меня есть собственные планы и…
— Ты не собираешься менять их ради меня, а тем более ради Дженни. Правильно? Чего ты боишься, Эван? Того, что случилось вчера?
— Вчерашнее тут ни при чем, — пробормотала она.
«В самом деле? Не лукавь, Эван Норт. Случай с Дженни перепугал тебя до смерти, а ты не желаешь бояться за нее… брать на себя ответственность за ее жизнь. Не хочешь забот и тревог, связанных с воспитанием ребенка».
Эван тут же отвергла подобные мысли. «Это не страх», — убеждала она себя. Если она не в состоянии по-настоящему заботиться о Дженни, то лучше отказаться от этого.
— Я уже говорила тебе, что пришла сюда не затем, чтобы найти мужа и ребенка…
— Говорила. Наверное, наши встречи помутили мой рассудок. Я думал, ты изменила решение, а тебе,
