Простите, — бормочет Эдвард, закрывая лицо руками. — Я не хотел.
Не хотел чего? Бросить очередную бомбу в зал суда? Довести сестру до слез? Окончательно раздавить мать?
Я смотрю на телефон. Джорджи исчезла. Я звонил ей, посылал сообщения, но она не отвечает. Она была в зале суда, когда Эдвард признался в том, что отец ей изменял, — теперь ее там нет. Я, если честно, изо всех сил пытаюсь убедить себя, что она не настолько расстроилась из-за того, что узнала о бывшем муже, чтобы прятаться от всех. Я изо всех сил пытаюсь верить в то, что со мною она счастлива и сможет отмахнуться от этого неприятного открытия. Одно хорошо — ее не было в зале суда, когда Эдвард сделал свое последнее, настоящее признание.
Я сажусь и ослабляю галстук.
Ну?
Эдвард поднимает на меня глаза.
Когда я вечером застал его с помощницей в вагончике, он сам на себя не был похож. Вел себя необычно. Боялся, что я расскажу маме. Клялся, что это ошибка. Что подобное случилось всего один раз, под влиянием момента, и больше никогда не повторится. Не знаю, почему я решил ему поверить. Но когда я вернулся домой, мама сразу поняла, что со мною что-то происходит. Решила: все дело в том, что я признался отцу, что я гей. Так было проще, и я не стал ее разубеждать. Но через день я, как обычно, просматривал счета и обнаружил счет за аборт из клиники в Конкорде. Я знал об этой клинике, потому что одна старшеклассница в том году забеременела и ее отправили в Конкорд, чтобы все уладить. Кроме того, к счету прилагалась записка. В ней говорилось: «Благодарим за то, что вы полностью оплатили процедуру во время визита. Примите наши извинения за неполадки с компьютером. Пожалуйста, получите копию квитанции для страховки». Я очень удивился полученному счету и был уверен, что на почте что-то перепутали, пока не прочел имя пациентки: Рэн Макгроу. Студентка колледжа, которую нанял мой отец, чтобы ухаживать за волками. Та, с которой я его застукал в постели. — Он откусывает слова, как будто это цепочка между зубами. — Та, насчет которой он клялся, что никогда раньше не спал с ней. — Эдвард натужно смеется. — Наверное, это укладывается в тот образ бога, который создали отцу окружающие, раз он, как видим, способен на непорочное зачатие.
И тогда ты уехал, — резюмирую я.
Эдвард кивает.
Всю жизнь я чувствовал, что не оправдываю его ожиданий. Не о таком сыне он мечтал. Но оказалось, что я тоже мечтал не о таком отце. Как только человек о чем-то узнает, от этого знания уже не избавиться, и я понимал: постоянно встречаясь с ним, я не смогу себя сдерживать. Но я не смог бы объяснить, почему так себя веду, не ранив маму и Кару. Поэтому я отправился в Редмонд и прилепил к зеркалу в ванной квитанцию за аборт. А потом уехал.
Ты не подумал, что своим побегом причиняешь боль матери?
Мне было восемнадцать лет, — оправдывается Эдвард. — Я вообще ни о чем не думал.
Зачем ты сейчас об этом сказал, Эдвард? Это некий послед-ний предсмертный пинок отцу?
Он качает головой.
Если честно, мне кажется, что он все равно будет смеяться последним. Если бы я не знал, как все произошло на самом деле, то подумал бы, что он это заранее спланировал. После шести лет разлуки мы снова вместе. И нам приходится вместе принимать решения. Только представьте, — усмехается Эдвард, — мой отец наконец-то научил нас поступать, как стая.
Хорошая новость: когда мы возвращаемся в зал суда, Джорджи уже там и выглядит не слишком расстроенной, а просто получившей подтверждение своим догадкам. Плохая новость — я должен провести перекрестный допрос собственной падчерице.
У Кары такой вид, как будто она готовится встретиться лицом к лицу с инквизицией. Я подхожу ближе и наклоняюсь к ней.
Ты слышала о парне, который упал со здоровенного дерева?
Она хмурится.
Так вот, он полностью выздоровел.
У нее вырывается смешок. Я подмигиваю ей.
Кара, правда ли, что один из волков в вольере твоего отца потерял лапу?
Да, он угодил в капкан, — отвечает она, — и отгрыз себе лапу, чтобы освободиться. Отец его выходил, хотя все говорили, что он не жилец.
Но тому волку хватило трех ног, чтобы убежать, верно?
Наверное.
И три ноги не мешают ему есть?
Нет.
Он может бегать со стаей?
Да.
И может общаться с остальными членами стаи?
Конечно.
Но с твоим отцом все по-другому, не так ли? Травма не позволит ему делать все эти вещи, которые для него означают «полноценно жить»? — задаю я вопрос.
Я уже говорила, — упрямо говорит Кара. — Для отца любая жизнь — значима.
Она старается не смотреть на Эдварда, произнося эти слова.
Врачи твоего отца утверждают, что у него практически нет шансов на выздоровление, разве нет?
Нельзя все видеть в черно-белом цвете, как они это делают, — настаивает она. — Мой отец — настоящий борец. Если кто и справится с трудностями, так это он. Он все время совершает поступки, которые остальным не по плечу.
Я делаю глубокий вдох, потому что намерен приступить к той части перекрестного допроса, которая будет не такой сдержанной и вежливой. Я закрываю глаза, надеясь, что Кара (и Джор-джи) простят меня за то, что я собираюсь сделать. В настоящий момент я прежде всего отвечаю за Эдварда.
Кара, ты употребляешь спиртное?
Она вспыхивает.
Нет.
Ты когда-нибудь пила спиртное?
Да, — признается она.
Если откровенно, в ночь, когда произошла авария, ты пила, верно?
Одну бутылку пива...
Но ты солгала полиции, сказав, что не пила вообще, не так ли?
Я думала, что мне влетит, — говорит Кара.
Ты позвонила отцу, чтобы он забрал тебя, потому что не хотела ехать домой с друзьями, которые тоже напились на вечеринке, правильно?
Она кивает.
Мы с папой договорились: если я окажусь в подобной ситуации, он не станет упрекать меня за плохой поступок, если я ему позвоню. Он будет знать, что сам привезет меня домой живой и здоровой.
Что сказал тебе отец, когда вы ехали в машине?
Кара чуть плотнее прижимает руку к туловищу.
Не помню, — отвечает она, опустив глаза. — Какие-то воспоминания об аварии просто... стерлись. Я знаю, что уехала с вечеринки, а следующее, что помню, — я лежу в машине скорой помощи.
Где ты в настоящий момент живешь? — задаю я следующий вопрос.
Смена темы разговора застает ее врасплох.
Я? С вами. И моей мамой. Но только потому, что мне после операции пока нужна помощь.
До аварии ты жила с отцом?
Да.
За те шесть лет, что твои родители в разводе, ты жила у каждого из них, я прав?
Да, — отвечает она.
