Угрюмое лицо антиквара не смягчилось в ответ.
– Если исторический персонаж, ныне известный под именем король Артур, когда-либо существовал – что весьма сомнительно, – он, скорее всего, был предводителем воинственных варваров с валлийских пустошей. А спустя века за смутные предания о нем уцепилось сборище сентиментальных французских трубадуров, не знавших мира, в котором он жил – и не интересовавшихся этим миром.
– Насколько я понимаю, вы не в восторге от средневековых рыцарских романов?
Геро заметила, что собеседник уставился на следующую написанную от руки листовку, прилепленную на стене углового дома. На этом листке было одно лишь воззвание: «КОРОЛЬ АРТУР, СПАСИ НАС!»
– Как вы думаете, кто убил Габриель?
Чайлд дернул головой, переводя взгляд обратно на спутницу. На какой-то краткий миг вся самовлюбленная помпезность словно слетела с антиквара, и он стал выглядеть неожиданно уязвимым – и более приятным.
– Поверьте, если бы я мог хоть чем-то вам посодействовать, я бы это сделал. Мисс Теннисон была… – голос антиквара задрожал, с исказившимся от переживаний лицом он умолк, сглотнул и начал заново: – Она была в высшей степени выдающейся женщиной, умной, смелой, полной неисчерпаемой энергии, хотя порою из-за своей романтической восторженности и сбивалась с истинного пути. И при всем при том умело хранила в секрете некоторые стороны своей жизни – и собственной натуры.
Его слова настолько перекликались со сказанными отцом Геро, что она внезапно почувствовала озноб.
– О каких секретах зашла речь?
– Если бы я знал, разве они являлись бы тайной? – слегка снисходительно бросил собеседник.
Геро повторила предыдущий вопрос, на этот раз более резким тоном:
– Так кто же, по-вашему, убил Габриель?
– Не знаю, – покачал головой Чайлд. – Но ставь я перед собой задачу разоблачить убийцу мисс Теннисон, то вместо того, чтобы заострять внимание на ее коллегах и деятельности, я бы сначала выяснил, кому выгодна смерть ее юных племянников.
Собеседники обошли полный круг по площади и таким образом вновь очутились на тротуаре перед «Крысоловом». Дверь таверны открылась, выпуская на улицу шум, смех, дрожжевой аромат хмеля и двух джентльменов, которые, моргая от солнечного света, пошли через дорогу к музею.
– Вы имеете в виду Джорджа и Альфреда Теннисонов? – переспросила Геро и тут заметила, что собеседник смотрит не на нее, а на что-то или кого-то за ее спиной. Покосившись через плечо, она увидела продавщицу зелени с площади. Должно быть, та все это время плелась позади и теперь устало прислонилась к соседнему фонарному столбу. Тяжелый деревянный лоток свисал на лямке с хрупкой шеи, рука сжимала жалкий пучок увядшей зелени. Этой девочке с золотистыми волосами и огромными голубыми глазами на миловидном личике было не больше двенадцати-тринадцати лет. Высокая и длинноногая, она еще оставалась по-мальчишески тоненькой, округлости грудей под лифом потрепанного платьица только намечались. Приоткрыв рот и прищурив серые глаза, Чайлд так пялился на лоточницу, что Геро почувствовала себя свидетельницей чего-то грязного и постыдного.
Словно осознав пристальное внимание собеседницы, антиквар перевел взгляд обратно на ее лицо и откашлялся:
– Я уже сказал. А теперь, леди Девлин, мне действительно пора. – Повернувшись на каблуках, толстяк стремительно вошел в таверну и громко захлопнул за собой дверь.
Геро немного постояла, не сводя глаз с закрывшейся двери. Затем, выудив из ридикюля кошелек, направилась к продавщице кресс-салата.
– Сколько за весь твой товар?
Та, вздрогнув и разинув рот, выпрямилась:
– Миледи?
– Ты слышала. Сколько у тебя пучков? Дюжина? Скажи, ты всегда торгуешь возле музея?
Девочка закрыла рот и сглотнула:
– Здесь или на Блумсбери-сквер.
Леди Девлин втиснула в узкую ладонь три монеты:
– Вот шиллинг за весь твой кресс-салат и еще два шиллинга сверху. Но чтобы здесь ты мне больше не попадалась. Понятно? С сегодняшнего дня торгуй своей зеленью только на Блумсбери.
Юная продавщица присела в испуганно-смущенном реверансе:
– Слушаюсь, миледи.
– Давай, беги отсюда.
Та задала стрекача, не оглядываясь. Истрепанный подол обвивался вокруг босых лодыжек, деревянный лоток бился о худенькое тельце, а тощий кулачок крепко сжимал полученные монеты.
Геро смотрела, пока девчушка не свернула за угол и шлепанье ее босых ног не растворилось в шуме проезжающих карет и повозок, выкриках уличных торговцев и отдаленном завывании шарманки.
Однако на душе у молодой аристократки оставалось неспокойно.
Виконтесса уже собралась возвращаться к своему экипажу, когда знакомый низкий голос за ее спиной произнес:
– Наверное, я не должен удивляться, видя тебя здесь, но следует признаться, я удивлен.
ГЛАВА 11
Привалившись плечом к кирпичной стене таверны и скрестив руки на груди, Себастьян наблюдал, как жена медленно поворачивается к нему. Палящее солнце осветило ее необычно бледные, но безупречно спокойные черты.
– Девлин, – проронила Геро, наклоняя свой зонтик так, чтобы лицо оказалось в тени. – Что привело тебя сюда?
Себастьян оттолкнулся от стены.
– Рассчитывал найти в музее кого-нибудь, кто смог бы вывести меня на некоего антиквара, недавно повздорившего с мисс Теннисон. Насколько я понимаю, это и есть искомый джентльмен?
– Его зовут Бевин Чайлд. – Геро не двигалась с места, предоставляя мужу подойти к ней. – Он знаток Англии построманского периода.
– А-а, артурианской эпохи.
– Да. Но я бы не стала употреблять такое название при Чайлде. Думаю, ты уже наслышан.
– Мистер Чайлд не является поклонником Камелота?
– Отнюдь.
– Что тебе известно об этом человеке?
Супруги повернулись и вместе направились к ожидавшей даму карете.
– Помимо того, что он напыщенный осел? – с несвойственной для благовоспитанной леди прямолинейностью переспросила Геро.
Себастьян ошарашено хмыкнул:
– А это так?
– Определенно. Что же касается биографических сведений об антикваре, я слышала, его отец – преподаватель в Кембридже. Доктор богословия.
– Не ожидал, что такому человеку могло быть дело до мисс Теннисон.
Девлин заметил, как жена нахмурила брови.
– В каком смысле?
– В том, что каким бы умом и познаниями ни обладала твоя подруга, она не получила официального университетского образования и к тому же была женщиной. И не нужно бросать на меня свирепые взгляды: разве я сказал, что поддерживаю подобные предубеждения?
– Верно. Извини.
