утекли в канализацию.
Пребывая в твердом убеждении, что исход близок, россиянка тряслась над каждой капелькой и берегла последнюю бутылку пуще конспектов по спецкурсу Деви. В комнате ее прочно установился характерный ягодный запах, поскольку Лиза запачкала вином абсолютно всё, начиная от стеклышка будильника и кончая балдахином над кроватью. В погожий день, после семинаров, ее можно было застать в парке, колдующей над плиткой у фонтана, или рядом с полувековым дубом, ровесником директора (о чем тот заявлял не без гордости), или с пипеткой над чьим-нибудь лабораторным халатом. Ее увлеченность граничила с помешательством, а подчеркнутый индивидуализм отрицательно сказывался на отношениях со сверстниками. Замкнутый круг «Донеро — учеба — комната» стал для нее жизненной нормой, нелюдимость — чертой характера, и даже Кианг шарахалась от нее, когда они сталкивались ночью в гостиной четвертого апартамента.
Да, Лиза повадилась гулять под луной, а всё оттого, что однажды ей взбрело в голову, будто лунный свет может активировать вино. Сумасбродная, конечно, идея, но что только не изобретет пытливый ум, если другие способы уже не годятся. Однако разгадка лежала на поверхности — любая дождевая лужа, любая чаша действующего фонтана, любой наполненный водою сосуд сгодился бы для переправы в сад. Но то ли неоправданный скептицизм, то ли закоренелый страх перед неведомым постоянно мешали ей приблизиться к намеченной цели.
Глава 20. Похищение
Люси ни капельки не протестовала, когда Кристиан объявил, что за руль сядет он. Больно заманчиво следить за дорогой, да еще в такую, невиданную для критской весны, жару! Термометр на автомобильной панели показывал все тридцать, и Джулия ей одной известным способом умудрилась переоблачиться в некогда раскритикованное «бальное» платье. Франческо долго и нудно ворчал, после того как она, переодеваясь, пихнула его локтем. А Джейн, прилепившись лбом к оконному стеклу, безучастно взирала на бегущие мимо зеленые холмы с вкраплениями желтых и лиловых соцветий.
— Скоро уже до Превели? — ныл неуемный Франческо. — Я есть хочу!
— Совсем недавно же завтракали! — удивилась Джулия.
— От такого завтрака недолго и в ящик сыграть, — обиженно отозвался тот. — Средненькая деревенская стряпня в тандеме с бездарной музыкой отправят на тот свет кого угодно!
Кристиана, может, и позабавило бы такое умозаключение, если бы он не был полон тягостных дум. Его неотступно преследовала мысль, что, раз Люси молчит, а не тараторит, как прежде, раз она притихла, значит, обдумывает очередной план… План убийства? Мести? Зачем ей понадобился утес Вечности? Может, он не так красив и внушителен, как она говорила? Может, утес — это всего лишь приманка, этап Моррисовой игры?
Вентиляция в машине работала на полную мощность, однако ему всё равно было жарко. Снаружи, за плотно закрытыми окнами, клубились облака дорожной пыли.
— Остановите, синьор Кимура! Невмоготу уже! — взмолился Франческо.
— Пять километров осталось, потерпи! — рыкнула с переднего сиденья Люси.
«Вот вам и тихий омут, — подумал Кристиан, притормаживая на повороте, чтобы съехать в лес. — Вот вам и покорность».
Когда пыль осела, Росси с несказанной радостью вырвался на волю, и Джулия отпустила ему вдогонку ехидную шуточку, на которую он, по возвращении, ответил неумело сплетенным софизмом.
— Философ Зенон, между прочим, — добавил он, методично общипывая близстоящий куст, — тоже не любил, когда его окружали люди. Даже на скамейке старался сесть с краю, чтобы хоть с одной стороны у него не было соседа.
— А-а-а, — издевательски протянула Джулия. — Так это ты, значит, нашей компанией недоволен! Значит, не тряска тебя одолела и не объемы выпитого за столом!
Вдруг из-за куста, рядом с которым они обменивались любезностями, послышался странный шорох, и Франческо, опасливо заглянув между веток, оцепенел от ужаса: там кто-то прятался! Но его оцепенение длилось лишь секунду, и, издав несколько сдавленных шепотков, он уже во весь опор мчался к машине. Джулия за ним еле поспевала — такую прыть он развил.
— Как бегут, как бегут! Пора вам переходить на марафонские дистанции, — смеясь, крикнула Люси. Опершись спиной о кузов внедорожника и скрестив ноги, она, казалось, веселилась от души.
— За нами… — впопыхах проговорил Франческо, — следят!
— Да с чего бы кому-то за нами следить?! — возмутилась Джулия, с трудом унимая свое болезненное свечение. — Небось птичка какая возилась, а ты и перетрусил!
— Да нет! Я вам говорю, это был человек! Понимаете, шпион! — настаивал Росси, заливаясь алым. — Мне даже почудилось, будто я его уже где-то видел…
— Вот именно, почудилось, — с нажимом произнесла Венто. — Если бы за нами действительно велась слежка, мы бы ее тысячу раз заметили.
Тот-кто-сидел-в-кустах с досады чуть не откусил себе палец. Это же надо было так себя выдать! Пустомеля-итальянец и светящаяся девчонка наверняка оповестят остальных, и тогда дело плохо. Стараясь как можно тише наступать на сушняк и воровато оглядываясь по сторонам, шпион вылез из кустарника, напоследок напоровшись рукою на здоровенный шип.
— Вы это слышали?! — с замиранием сердца проговорил Росси, когда из лесу до них донесся яростный вопль. — По-вашему, так может кричать птичка?
— Ун-носим ноги, — сказала Люси, переменившись в лице. — Кимура, газу!
Кристиан, которому для передышки потребовалось всего несколько минут, ожидал попутчиков во внедорожнике, изучая островную карту с проведенными на ней магистралями и мерно постукивая пальцами по приборной панели. А Джейн так и вовсе не покидала салона; ей хотелось поскорее очутиться на утесе Вечности, чтобы, глядя в морскую даль, вдоволь нагореваться о потерянном друге.
— Трогайся! — раздраженно повторила Люси, влезая на сидение. — Чего ж ты медлишь?!
Тут мотор как взреви белугой да как разразись пронзительным свистом — помощница Актеона по инерции отклонилась назад, Франческо больно ударился затылком об угол окна, Джулия ойкнула и вцепилась в дверную ручку.
Утес Вечности неспроста получил такое название: он высился над морем, точно безмолвный береговой страж; и ютившиеся у его подножия рыбацкие хижины казались разноцветными игрушечными кубиками. Поросшая вереском и обрамленная по бокам кустами нежно-розового тамариска, шапка могучего стража резко обрывалась, и взору представало необъятное, величественное море, море без конца и краю…
Джейн всплакнула, вспомнив, в какой глухой, убогой каморке морили Анджелоса, который больше, чем кто-либо, заслуживал этой шири и необъятности.
«Птицы не строят ни машин, ни городов, — думала она, глотая слезы, — живут, где придется, а ведь и море, и небо, и леса со степями — всё принадлежит им. Человек же, венец творения, господин и хозяин на земле, добровольно налагает на себя узы, заковывает себя в цепи, а потом еще и ропщет на несправедливость! Он заточает себя в цемент и железо, возводит стены, прокладывает границы, а ведь ничего этого не нужно! Всё, что нужно человеку — свобода».
Что касается Франческо, то простор и свобода были созданы явно не для него — он изнемогал от скуки. Вволю насмотревшись на крошечные домики, на белые пенистые нити волн и чуть не кувырнувшись с утеса, он, как неприкаянный, ходил туда-сюда, посвистывал и поддевал однокурсниц едкими замечаниями.
— Джейн, — развязно говорил он, — почему бы тебе не разодрать на себе одежды, не посыпать голову пеплом да не нанять плакальщиц? Уж они бы повыли, как полагается.
