свои волосы, перемерила весь гардероб Розы Соле, пока та отсутствовала, да и своим гардеробом не погнушалась, в результате чего пол был усеян одеждой всех цветов и фасонов, а виновница беспорядка лежала, закинув ногу за ногу, и плевала в потолок. Потом ей взбрело на ум перебрать содержимое косметички — и тени для век, три губные помады, пудра и румяна оккупировали туалетный столик соседки, потому что тумбочка китаянки уже была завалена журналами мод.
Вернувшись с празднования своего дня рождения, Роза испытала настоящий шок при виде этого разгрома. Она чуть не лишилась чувств и на первых порах не могла вымолвить ни слова. Только открывала и закрывала рот, как выброшенная на берег рыба. Кианг оставалась невозмутима даже тогда, когда в ее адрес была произнесена членораздельная обличающая речь, и только пожала плечами: мол, а что мне еще прикажете делать? Впервые в жизни Роза рассвирепела. Она набросилась на лентяйку с кулаками, и с тех пор Кианг окончательно отбилась от рук. Теперь она не ладила ни с кем из четвертого апартамента, огрызаясь на робкие замечания Лизы и разражаясь руганью в ответ на порицания Джейн. Она была потеряна для общества, а общество перестало существовать для нее. Мирей, как самая предприимчивая, решила не откладывать в долгий ящик и обратиться к психиатру с просьбой о проведении групповой терапии, так как полагала, что каждая из жительниц апартамента сыграла роль в «одичании» китаянки.
Однако назначенный сеанс Кианг нагло прогуляла, и психиатр заявил, что случай чрезвычайно запущенный, а последствия могут быть непредсказуемы. Все пятеро, в конечном счете, усмотрели в этом угрозу для своих жизней и наскоро забаррикадировали окна и двери, чтобы защититься от вторжения «дикарки».
Но, к счастью, в планы «Черной Розы» нападение не входило. Теплые сентябрьские деньки вдохновили ее соорудить себе дом на дереве, где она и поселилась без ведома директора. Преподаватели тоже ни о чем пока не догадывались. Только Донеро, географ и астроном в одном лице, регулярно наблюдал за ней в подзорную трубу.
Джулии не составило труда отпроситься с урока чистописания, чтобы подоспеть на помощь хранительнице. Она и еще трое мальчишек-индийцев окружили внушительной величины бутылочное дерево с реденькой цветущей кроной и гадали, как бы так выгоднее сделать надрез на коре, чтобы и сакуре не повредить, и того, кто внутри, не поранить. Японка держала увесистый нож и уже замахнулась для удара, когда ее окликнули:
— Подождите! Без меня не начинайте! Можно мне попробовать?
— Ну что ж, режь. Вот здесь и здесь, — показала Аризу Кей. Маленькие индийцы приготовились встречать друга по несчастью.
Кора поддалась на удивление легко, и из образовавшегося отверстия на траву брызнула жидкость. Джулия в испуге отшатнулась и выронила нож, а ребятишки захлопали в ладоши.
— Вылезай, Вазант! Вылезай же!
— Он там не задохнулся?
— Будьте покойны, милые мои, — заверила их Аризу Кей. — Дерево обеспечивает плод всем необходимым, в том числе и воздухом.
— Как ты сказала? Плод? — переспросила Джулия. — Разве человек внутри рождается заново?
— Не совсем. Но его мысли обновляются, а от мыслей обновляется и организм. Это своеобразная терапия. Пострадавший помнит о своих злоключениях, но не так, как если бы пережил их наяву. Нет того груза негативных эмоций, которыми полнится сознание сбежавшего из преисподней. Минувшие бедствия представляются ему не более чем сном.
— Но что же получается, деревья выхватывают беженцев из их мира, буквально как пылесос всасывает в себя…э-э-э… мусор? — Джулия устыдилась за свое неудачное сравнение.
— Именно, — подтвердила Аризу Кей, и в этот момент из дупла высунулась чья-та взъерошенная голова. Потом оттуда собственной персоной вывалился Вазант и неуклюже растянулся на земле. Он был мокрый, словно побывал под дождем, и ошалевший, будто упал с другой планеты.
— Добро пожаловать! — ласково сказала японка.
— Добро пожаловать, добро пожаловать! — затараторили мальчишки и на радостях чуть не разорвали его на части.
— Я покажу тебе пагоду! — рвался один.
— А я — холм, откуда видны горы! — настаивал другой.
— Дайте же ему обсохнуть и прийти в себя! — возвысила голос японка. — Джулия, побудь с ними, пока я приготовлю Вазанту тонизирующий коктейль.
— А как же каллиграфия? — растерялась та.
— О, я попрошу Кристиана присоединиться к тебе.
Пламенный монолог Джулии о том, как отвратительно похищать детей, прямо-таки обескуражил синьора-в-черном, который чувствовал себя не в своей тарелке под невинными, чистыми взглядами спасенных. Полная негодования речь, казалось, поколебала его основание — так он изменился в лице. Твердая самоуверенность пошла трещинами, и он попросту сник за какие-то пять минут гневного выступления.
— Что с вами? Вам дурно? — спохватилась Венто, когда он неожиданно сполз на землю по гладкому стволу. — Я, наверное, наболтала чепухи…
— Пустяки, — ответил Кристиан. — Мне уже полегчало. Ой, а это что? — Заведя руку за спину, он обнаружил квадратную табличку с черным витиеватым иероглифом. Табличка выпала из углубления в той самой сакуре, которая приютила Вазанта, и теперь на ее месте белела нежная ткань. Надо было пригнуться к самым корням, чтобы приладить ее обратно, но дерево раз за разом отторгало находку.
— Каково, а? — изумилась Джулия.
— Мне никогда раньше не доводилось сталкиваться с таким количеством необъяснимых фактов, — честно признался Кимура. — Это выбивает из колеи.
— Если чаша полна, в нее не добавишь вина, — пропела Аризу Кей, поднося Вазанту обещанную микстуру. — Понадобится какое-то время, прежде ты избавишься от балласта в твоей голове, чтобы постичь нечто новое.
— Моя чаша переполнена, не так ли? — саркастически отозвался Кристиан.
— Увы, — сказала японка, глянув на него с грустью, так ей несвойственной. — Я видела, как ты занимаешься тайцзи на взморье. Ты стремишься усовершенствовать тело, а ум оставляешь напряженным. Так ты едва ли опорожнишь свою чашу.
— Стоит задуматься… — невзначай проронила Джулия.
— Лучше я пойду, — отчужденно сказал Кристиан, стряхивая с плаща лепестки.
— Куда? — опешила Аризу Кей.
— Совершенствоваться.
Джулия с хранительницей переглянулись.
— Он обиделся, — заключила студентка.
— Кто же любит, когда его поучают? Но без горьких пилюль болезнь не вылечить…
— Болезнь? Разве кто-то болен?
— Каждый страдает своим недугом, потому и пилюли нужны разные, — отвечала Аризу Кей. Ее философское настроение отчасти передалось и окружающим: детвора приутихла, а итальянкой завладела печаль. Но омрачения в волшебном саду непродолжительны, они проходят в мгновение ока.
— Пособирайте-ка, ребятушки, хворосту, чтобы нам вечером снова разжечь костер, — вкрадчиво проговорила Аризу Кей, а сама увела Джулию в сторону, чтобы кое-что ей доверить. — У меня к тебе просьба, можно даже сказать, поручение. Не надпишешь ли ты на тех дощечках, что в беседке, имена будущих моих подопечных? О туши и кистях я позаботилась.
— Будущих подопечных?
— Ты не ослышалась. Табличка, которая выпала из ячейки в дереве, являлась как бы неким проводником, связующим звеном между Вазантом и «утробой» сакуры. Иероглиф — ключевая деталь, это
